СЛВ 2
Шрифт:
С опаской, так как работать пришлось практически в трансформаторной будке, стёр свою электрорунную схему и подступил к двери. Надо будет Далину рассказать, кстати, да магических слаботочных розеток по дирижаблю наставить. Это ж и генераторы можно будет запитывать из кристаллов, тут и Арчи справится.
Хотя, стоп! Это же самая плохая идея из всех, что только могла бы прийти мне в голову. А Лариска тогда зачем? Это что же, я своими руками заберу у девочки весь смысл её работы на нашем корабле? Не, не пойдёт. А вообще теперь мне следует быть очень осторожным в делах
Ладно Лариска, а вот обрушить рынок амулетов или генераторов мне совсем не улыбалось. Заиметь врагов среди гномов или человеческих торговых домов легче лёгкого, так что пусть всё идёт так, как идёт. Жизнь свою я определил семь лет назад, когда с этими оглоедами связался, и менять её не буду. Не хочу, и всё. Двигайте прогресс вперёд сами, набивая свои собственные шишки, больше ценить будете.
Сонная дверь светила мне прямо в лицо рунами, но открываться не собиралась. Не было у неё, видите ли, такого желания. Пришлось снова собраться с мыслями и вежливо попросить её выпустить меня. Нарисовал две петли, на всякий случай подписал, что это именно петли, красивую изогнутую ручку, да и поддал силы.
Дверь без скрипа отворилась, а я наконец-то вышел в коридор, широко открыв глаза, чтобы хоть что-нибудь увидеть в этой темени. И на свою голову сразу же увидел валявшиеся скрюченные жареные трупы, а потом в нос с силой ударил застоявшийся, невыносимый запах горелой человечины.
Зажав нос, и борясь с желанием тут же мощно наблевать, я рванул направо по коридору, скользя берцами по чему-то мягкому, и запрещая себе думать, что же это такое было. В полной панике, позабыв про больную печень, я выскочил на обширную лестничную клетку, где и повалился в кучу спящих но, слава богу, целых тел.
Вот всё-таки хреновый из меня маг, будем говорить честно. Медленный. Случись что, я ведь пока разберусь, что к чему, пока соображу, что делать, пока посомневаюсь, десять раз пристрелят.
Отдышался немного, жадно хватая идущий откуда-то сверху свежий воздух, потом через силу поднялся, чтобы захлопнуть дверь в тюремный коридор и отсечь мерзкую вонь. Стало полегче, и я с каким-то остервенением вытер берцы об лежащего чуть отдельно, начальство же, того самого пыточных дел мастера. Хорошая у него ряса, плотная, не хуже полотенца.
Сидя в камере, мечтал я его застрелить, но тут передумал. Слишком легко ему будет уйти вот так, беззаботно спящему, слишком просто. Пусть с ним Владыка Николай да собственные камни в почках разбираются. Всё равно конец ему один — анафема и петля, а то и костёр. Пусть попробует сам, как это вкусно. Инквизиторы зло наказывали жёстко, а это было именно зло. Накинул ему антимагический ошейник, попросил металл, из которого он был сделан, сомкнуться на шее наглухо и не сниматься ни в коем случае, только если вместе с головой. Не доверял я теперь застёжкам, пусть даже самым хитрым.
Руки связывать не стал, только пнул его на прощание по самому дорогому, чтобы даже сквозь сон пробирало, да и побрёл наверх.
Следовало
Я тяжело поднимался по лестницам, брёл какими-то тёмными коридорами, ударяясь об углы и спотыкаясь, и лишь уже в самом конце, выругав себя последними словами, догадался сотворить магический светляк. Хорошо, хоть ветер не видел, сразу после излечения Единого он радостно усвистел к своим, хвастаться и рассказывать. А то бы за дурака принял, ей-богу.
Странное дело, пытошная была устроена у них хоть и в отдельном толстостенном крыле, но наверху, среди других помещений. Не стеснялись тут ничего, видимо. Владыка Николай лежал на деревянной замызганной лавке, и постанывал во сне. А я тут же захотел вернуться к спящему монаху и да отрубить ему руки, которыми он всё это творил, да ноги, что носили его по земле.
Из одежды на моём подельнике была лишь набедренная повязка из какой-то грубой ткани, поэтому я сумел разглядеть всё. И сломанные голени, и обуглившиеся пятки, и выглядывавшие из-под спины следы ударов бичом. Но самой опасной всё же была выправленная вмятина в черепе, след от удара головой по каменному полу. А внутри головы разливалась мёртвая кровь, вот как у меня недавно, и я невольно запаниковал.
Остановить кровь внутри головы получилось сразу же, с этим проблем не было. А проблема была в том, что тело хоть и знало, как там и что должно быть в соответствии с внутренней искрой, но приступать к делу не спешило и мне не советовало. Мелькнул образ чистого листа, в лучшем случае, а то и такого листа, на котором уже ничего не напишешь.
Ладно, подождём Лару. Как хорошо, когда есть, на кого спихнуть проблему. Я подзаживил Владыке Николаю ноги и руки, спину и следы ударов на лице, но сильно подстёгивать процесс не стал. Убрал боль, прикрыл его чьей-то рясой, и остановился.
Кстати, пора бы уже мне дать знать своим, что здесь творится. Подобрав с пола неслабо удивившийся такому повороту событий крюк, вышел в коридор, чтобы отыскать путь на крепостную стену.
Дотянуться до Лары или тем более, до Арчи, у меня не получилось. А экипажи дирижаблей, напуганные иллюминацией над монастырём, в опаске отошли километров на шесть, если не больше, зависнув над нашими позициями. Но я знал, что эти стены сейчас в тревоге рассматривают множество вооруженных и невооруженных глаз, так что не заметить меня не смогут.
Всё так же кряхтя и пошатываясь, я наконец-то выперся на крепостную стену, по лестнице забрался на возвышающуюся зенитную башню, и остановился. Пушка была испорчена мастерски, и развернуть её стволом во двор не получится. Всё, что могло быть испорчено, и было испорчено. Отвинчено, разбито, заклинено, щедро просыпано мелким песочком.
Тогда я залез на самый здоровый ящик и принялся просто махать руками, как последний дурак. Ведь не догадался прихватить какую-нибудь простыню из жилых комнат, хоть и проходил мимо.