Слямбу катамбу нок! или Прключения первобытного выдумщика
Шрифт:
Путники оборачивались, чтобы глянуть на яблоко, готовое упасть и пропасть, и ускоряли шаг. По траве под их ногами лилась им навстречу прохлада.
Тени их удлинялись, тени давно обогнали путешественников, спеша попасть на ночлег, торопили их, убегали…
Напролом вдруг остановился и потянул носом.
— Я чую дым, — сказал он.
Дум и Хоть-Куда тоже принюхались. Да, в вечернем воздухе появился дым, но не такой, как от пожара, а дым, в котором были запахи еды, близкого жилья и, чудилось, он несет даже шум людского поселения.
Напролом, еще
Кто там? Не ждет ли их опасность? Что принесет новая встреча?
Они шли все медленнее, все осторожнее, но не крадясь, а в полный рост, чтобы племя у костров не подумало о них плохое.
И вот кто-то увидел их, закричал другому, тот — третьему…
Навстречу чужакам двинулись воины племени с копьями в руках. Наши трое переложили свои копья в левую руку, а правую подняли ладонью вперед. Увидев этот всеобщий знак мира, группа воинов расступилась, и перед путешественниками предстал низенький пузатый человек, что стоял широко расставив ноги. Наверняка это был вождь племени. Он пальцем поманил их к себе.
Они пошли еще медленнее, чем прежде, еще осторожнее, не сводя глаз с пузатого и все-таки поглядывая налево и направо — на копья, занесенные над их головами.
— Стойте! — услышали путники, не дойдя до толстяка десяти-двенадцати шагов. — Остановитесь!
Наши трое замерли на месте.
— Стойте там, где стоите! — прокричал пузатый. — И не двигайтесь, пока вам не разрешат!
Дум, хоть-Куда и Напролом подчинились приказу. Между тем, главный, стоявший посредине вооруженной толпы, подал какой-то знак рукой, из толпы выскочили двое мужчин с глиняными горшками в руках и по команде толстого плеснули водой на землю как раз в том месте, где находились тени голов путешественников.
И чуть вода коснулась земли, как толпа отпрянула, а несколько воинов взмахнули копьями. Взмахнули, замерли, вытаращив глаза на землю, политую водой…
Ничего не случилось. Чужеземцы переглянулись.
Вождь подал еще знак, из толпы выбежали двое других мужчин — с горящими ветками. Они что-то непонятное выкрикнули и ткнули ветками в тени голов путешественников. Ткнули — и отпрыгнули. А вместе с ними разом — одним движением — отшатнулась и толпа, и сам толстый, как ни было ему трудно, отскочил на два шага.
И опять ничего не произошло.
Вождь подал и третий знак, и снова из толпы показались двое мужчин. В руках у них на этот раз было по куску мяса. Они боязливо приблизились к теням пришельцев, замершим на земле, и поднесли к ним мясо. Толпа сжалась в один комок и негромко завыла.
Но и в этот раз с тенями ничего не случилось. Они остались неподвижными, только шевельнулась тень головы Напролома, который повернулся к Думу спросить, что тот думает по этому поводу.
— Можете подойти ко мне! — крикнул вождь. — Подойти и рассказать, кто вы такие и что делаете на нашей земле.
Путники подтолкнули друг друга локтями и сделали несколько несмелых
Подошли, наклонили головы…
— Мы издалека, — сказал Дум, — и идем к тому месту, где восходит Солнце. Ваша земля оказалась на нашем пути. Позволь нам переночевать здесь.
Вождь молча рассматривал чужеземцев, то, как они были одеты, как вооружены.
— Вы пришли к нам, когда Солнце заходит, и все тени вырастают, — ответил он, внимательно оглядев рослого Напролома. — Скоро ночь, кто знает, как поведут себя ваши тени в темноте?
Дум понял, что и здесь с ответами надо быть осмотрительным.
— Насколько я знаю наши тени, — сказал он скорее наобум, чем наверняка, — они лежат рядом с нами всю ночь и не делают ни одного самостоятельного движения. Мало у кого, — добавил он, видя по лицу вождя, что говорит правильно, — мало у кого я видел такие послушные тени!
Дум покосился на спутников — Напролом ковырял в ухе и гримасничал, будто Думовы слова были не по его ушам, а Хоть-Куда от напряжения высунул язык.
Вождь согласился с чужаком, но не во всем.
— Когда говоришь ты, светлокожий, — это одно, а вот что взбредет в голову темной твоей тени, да еще ночью — этого никто не знает!
И на это надо было ответить — толстяк ждал, не спуская настороженных глаз с Дума.
— Тень, — сказал, чуть промедлив, тот, — хоть и темна, но она, ты ведь знаешь, следует за тобой, как ребенок. Если правильно ее воспитывать, у нее не будет неожиданных мыслей.
Теперь задумался, наклонив голову, вождь: ответ был для него, кажется, нов. Подумал, подумал, подозвал незнакомцев поближе.
— Сядьте, — повелел он, — тогда ваши тени укоротятся. А еще лучше — лягте: я буду чувствовать себя спокойнее.
Наши путники — а к этому времени они еле держались на ногах — с удовольствием растянулись на земле.
Вождь тоже прилег, вслед за ним разлеглось полукругом и все племя.
— Пока готовится ужин, — заговорил он важно, — я расскажу вам историю о коварстве тени, историю, услышав которую, вы содрогнетесь и всегда уже будете оглядываться на собственную тень, как это делаем мы, ожидая от нее подвоха. Эта история передается у нас от поколения к поколению и все знают ее наизусть.
При этих словах вся толпа придвинулась к вождю, обступила его, нависла над ним.
ПРИДИРА
— Давным-давно, — начал вождь торжественно, — когда тени были просто тенями, а не кем-нибудь еще, жил в наших краях тигр — огромный, оранжевый, полосатый. Он занимался тем же, чем занимаются все тигры — ловил оплошавших и пожирал их. Всем-всем он походил на остальных тигров, кроме одного — был жуткий придира.
Поймает, например, оленя и говорит ему: "Я тебя давно заприметил, голубчик! И губами ты как-то шлепаешь по-особому, и ходишь не так, как все — переваливаясь. Видно, много о себе думаешь! Опять же и пятно у тебя на боку — понял, за что я тебя невзлюбил?"