Смех дьявола
Шрифт:
— Ладно, пойдем искать ее. Надо отправиться на КП полковника Рола.
Они никогда не бывали в подземном КП в Данфер-Рошро.
Около баррикад на перекрестке бульваров Сен-Мишель и Сен-Жермен, прозванном «перекрестком смерти», граната, брошенная с крыши, разорвалась перед ними. Леа, шедшая немного позади, почувствовала, как ее что-то царапнуло по голове. Как в замедленной съемке, она увидела, как Пьеро взлетел и изящно упал. Люди в белом крутились вокруг них. Серое небо покачнулось, и деревья бульвара склонились над ней.
— Ну вот и все. Вы можете возвращаться домой.
Леа выпрямилась, немного ошарашенная. Молодой
— Следующий.
Мужчину, раненного в живот, уложили на стол.
— А где мой кузен?
— Я не знаю, — ответил врач, — спросите у входа.
До вечера Леа в платье, выпачканном кровью, с широкой повязкой на голове бродила по коридорам центрального госпиталя в поисках Пьеро. Никто не знал, что с ним произошло. Санитары, принесшие его, исчезли.
— Приходите завтра, — говорили ей везде.
Наконец она решилась уйти из центрального госпиталя. Сжалившись над ней, полицейский с повязкой ФВС провел ее по паперти Нотр-Дам и оставил на улице Сен-Жак, где боец ФВС позаботился о ней и проводил до квартиры на бульваре Сен-Мишель.
В квартире был только Франк. Не говоря ничего, он проводил ее в свою комнату, приготовил ей ванну и помог раздеться. Пока она мылась, он принес ей чай. Завернув ее в слишком широкий для нее халат, он уложил ее и держал за руку, пока она не заснула. Они не обменялись ни единым словом.
«Режьте! Режьте! Кровопускание хорошо в августе, как и в мае!» Крик Таванна, раздавшийся 24 августа 1572 года, в ночь Святого Варфоломея, во время избиения протестантов, стучал в голове Леа.
Сегодня утром, готовя завтрак для Шарля, она посмотрела на календарь и увидела, что это был день Святого Варфоломея. Это напомнило ей «Жизнь Карла IX» Брантома, которую она прочла, проглотив перед этим «Графиню де Монсоро», «Сорок пять» и «Королеву Марго» Александра Дюма, куда вписалась эта мрачная фраза. В ее сне смешались немцы и наемники Гизов, бритые женщины и адмирал де Колиньи, ФВС и будущий Генрих IV, трупы, брошенные в Сену, тела, сожженные из огнеметов, и Карл IX, стреляющий из аркебузы через окно своих покоев в Лувре.
— Вставай! Вставай!
Леа открыла глаза.
— Что тебе?
Франк, очень возбужденный, утратив свою обычную флегматичность, вращал ручки радиоприемника.
— Слушай!
«Парижане! Радуйтесь! Мы пришли к вам с вестью об освобождении… Дивизия Леклерка вступает в Париж!.. Через несколько минут она будет у ратуши! Не отходите от приемников… Вы услышите великие слова, которых вы ждете. Мы обезумели от счастья!.. Наша передача не подготовлена.: мы вещаем в трудных условиях; мы не ели три дня… Есть товарищи, бывшие в бою, которые возвращаются к микрофону… Мы, может быть, пьяны, но пьяны радостью, счастьем вновь обрести наш дорогой город…»
Леа поднялась и подошла к Франку, он пылко обнял ее.
«…Я только что получил информацию. Она очень короткая: в 9 часов 15 минут у потерны Тополей видели колонну французов, испанцев и марокканцев… Где находится потерна Тополей?… — В Жантийи! Потерна Тополей в Исси… Вот! Они идут… Сейчас, обогнав войска генерала Леклерка, два броневика подошли к ратуше… В одном из них генерал де Голль!.. Несомненно, что союзники достигли префектуры
Франк и Леа, обнявшись, плакали и смеялись. Они подбежали к окну. На площади Сен-Мишель во всех домах хлопают ставни, один за другим зажигаются огни! Забыты затемнение, пассивная оборона! Настал час света и радости! По площади со всех сторон бегут люди, обнимаются друг с другом. Радиоприемники, включенные на всю мощность, гремят «Марсельезу». На площади все замирают и хором подхватывают:
— К оружию, граждане!..
На западе гигантский пожар освещает красным заревом темные облака, плывущие по небу.
Леа и Франк, увлекшись музыкой, тоже поют.
Вдруг первый колокол, сначала скромно, потом все громче зазвучал в небе, где угасал последний день оккупации Парижа… колокол Сен-Северина. Ему отвечают колокола Сен-Жюль-ле-Пувр, Сен-Жермен-де-Пре, Сакре-Кер, Сен-Этьен-дю-Монт, Сен-Жермен-Локсерруа, Сен-Сюльпис, Сен-Женевьев, Сент-Эсташ, а потом большой колокол Нотр-Дам присоединяется к ним, наполняя город безумным ликованием.
В 21 час 22 минуты капитан Раймон Дрон остановил свой джип, названный «Смерть задницам», полтора десятка полугусеничных бронетранспортеров и три своих танка «шерман» перед ратушей. Сто тридцать человек впервые за четыре года ступили на землю своей столицы.
Потрясенный диктор декламирует стихи Виктора Гюго: «Просыпайтесь, довольно позора!..»
Внизу, на площади, разожгли костер, вокруг которого танцуют. Внезапно гремят выстрелы. Все замирают, потом с криком разбегаются.
Руки Леа и Франка разомкнулись… По радио голос, только что полный энтузиазма, бормочет:
«Мы, возможно, поторопились… Не все кончено… Надо получше закрыть окна… нужно закрыть окна. Не позволяйте бесполезно убивать себя…»
На площади один за другим гаснут огни, ставни закрываются — и возвращается страх…
«Мы напоминаем вам правила пассивной обороны, предписанные полковником Ролом… Проявляйте свою радость иначе…»
Один за другим умолкают колокола, кроме одного, который презирает пушечные выстрелы, раздающиеся в Лоншане. Затем и он замолкает, как другие, слышится только стрельба со стороны ратуши.
Ночь опускается над Парижем. Вокруг Люксембургского дворца и в квартале Одеона, который, говорят, заминирован, беглые тени с тяжелым грузом спускаются в подвалы. Освобождение Парижа еще не завершено.