Смех и грех Ивана?царевича

Донцова Дарья

— Я согласна, — прошептала Надежда Васильевна, — пусть девочка выходит замуж за Пятакова.

Глава 32

— Вот это зигзаг! — закричала Нора, когда я пересказал ей свою беседу с Марией Борисовной. — Теперь ясно, что Елизавета отравила Семена, который мешал алчной супруге заполучить богатство. Никогда не поверю, что он согласился подменить Ксению Катей. Его женушка устранила препятствие и сейчас собирается резво шагать по широкой ковровой дорожке в

светлое будущее.

— У нас нет никаких доказательств, — остудил я пыл дамы, — одни слова.

— Людмила хотела узнать, своей ли смертью умер ее отец, и мы ответим ей: «Нет, его убили». А затем выложим историю о подмене девушек.

— Мила захочет наказать Елизавету, а та моментально заявит: «Надежда Васильевна на старости лет из ума выжила, напридумывала глупостей и со своей подружкой ими поделилась. Где доказательства того, что я мужа жизни лишила?» И все.

— Ее можно обвинить в мошенничестве и в укрывательстве преступницы, — вскипела Нора. — Всего-навсего надо сделать несколько исследований, и станет ясно: Родион — не Родион, Ксения — не Ксения. Свадьба не состоится. Для Елизаветы остаться бедной намного страшнее, чем в тюрьму сесть.

— Но в убийстве Семена Кирилловича предприимчивую вдову не обвинят, — стоял я на своем. — Хороший адвокат отмажет клиентку, посоветует ей: «Расскажите, что идея выдать Иосифа за Родиона принадлежит вашему свекру. Вы не хотели затевать обман, а он вас принудил, пригрозил сообщить мужу об измене, о связи со Звенигородским. Естественно, вы опасались, что Семен Кириллович вас из дома вместе с престарелыми родителями и больной сестрой выгонит. Вы жертва, а не преступница».

— Анфиса здоровее молодого шахтера! — разозлилась Элеонора.

— Нетрудно купить справку о смертельном недуге, — уперся я. — А в случае с подменой детей Елизавета Матвеевна свалит вину на Семена. Веселая вдова отделается легким испугом.

— Мария Борисовна даст показания на суде, — выложила Нора главный козырь.

Я парировал:

— Не хочу вас огорчать, но до процесса дело не дойдет. Все тот же защитник заявит следователю: «Мария Борисовна сама не участвовала в описанных событиях, ее показания — это пересказ чужих слов. Вахрушина не может считаться свидетелем. И вспомните, Надежда Васильевна за год до смерти тяжело заболела, принимала много лекарств, вот послушайте мнение консультанта…» И — раз! Вытащит из рукава какого-нибудь профессора. А тот сообщит: «Недуг негативно влияет на мозг, домработница стала безумной». Мне продолжать?

— Что ты предлагаешь? — сердито осведомилась моя работодательница.

— Не торопиться, — сказал я. — И прежде всего отправить в Ясное, где находится Ксения, человека, который вернет ее в Москву. Пусть она напишет заявление, что ее лишили свободы, похитили. Попросите помощи у Максима Воронова, опытного следователя, моего лучшего друга, вашего верного помощника. Макс — умный человек и теперь стал полицейским начальником, неплохо бы с ним вообще по нашей проблеме проконсультироваться.

— Так Ксения и согласится писать заявление… — фыркнула Элеонора. — Ей же тогда придется рассказать, по какой причине родители ее в медвежьем углу заперли, признаться в убийстве.

— Воронов может задержать девицу.

А то, что Иосиф исполняет роль Родиона, доказать легко, — пожал я плечами. — Когда Пятаков узнает про обман, он, естественно, откажется от женитьбы. Мы разрушим весь хитроумный план Елизаветы Матвеевны, а там посмотрим. Большинство женщин, понимая, что их мечты превратились в пыль, впадают в истерику и начинают совершать глупости. Помните Маргариту Филонову? В каком году вы искали убийцу ее мужа?

— Дата из головы вылетела, а Рита перед глазами стоит, — протянула Элеонора Андреевна. — Мерзкая бабенка. Поняла, что Павел, ее любовник, не намерен с ней свою жизнь связывать, прибежала к Максиму в кабинет и с порога завопила: «Немедленно арестуйте Пашку! Он моего бедного Колю задушил, сейчас всё расскажу…» Ее от обиды и желания любовнику отомстить так крючило, что она не сообразила — одновременно ведь и себя топит, поскольку заодно с ним действовала, законному супругу в кефир двойную дозу пилюль от бессонницы насыпала.

Я оживился:

— Вот видите. Может, и в случае с Елизаветой Матвеевной так же получится, — или она контроль над собой потеряет, или Анфиса впадет в панику и даст показания, или пока Максим в Ясное сгоняет, я что-то выясню. Время работает на нас.

— Ладно, убедил, — сдалась Элеонора, — немедленно звоню Воронову.

Я попытался ее остановить:

— Сейчас три часа ночи.

— Ну и что? — удивилась она. — Много спать вредно, все интересное мимо пройдет.

* * *

В восемь утра я, постояв под холодным душем, зашел в бывшую ванную Семена Кирилловича и сурово сказал мастеру:

— Валентин! Думаю, вы уже заметили свою ошибку и быстро исправите ее.

Плиточник, задумчиво глядевший на упаковки кафеля, нахмурился.

— Напокупают хозяева ерунды, а рабочий человек мучайся. Чего им всем орнамент или всякие выкрутасы нужны? Белая плитка самая правильная, ее на стены, не парясь, нашлепать можно. А здесь… Нет, только глянь! Ну че он выбрал?

— Имя «Игорь» проще некуда, — прервал я его стенания, — всего-то пять букв.

— И при чем тут оно? — не понял Валентин. — Я про бордюр и пояс размышляю. Захотел ваш босс сверху орнамент из лошадей, а посередине — из охотничьих собак. Как работать прикажете?

— Аккуратно, — сквозь зубы процедил я. — Сначала надо разложить картинки на полу, затем переносить их на стену.

— Не учи мастера, — взъерепенился Валентин, — я с пеленок при деле.

— Рад за вас, — не удержался я от сарказма.

— Эти собаки, — заныл плиточник, — все, заразы, разные. Одна сидит, другая бежит, третья лежит, четвертая кверху ногами. Ну зачем это? И лошади, блин, серые, коричневые, рыжие… Паззл складывать придется.

— Прекрасно, — прервал я его жалобы, — головоломки развивают мозг.

Валентин надулся:

— Я, по-твоему, идиот? Вона как! Хозяину прислуживаешь, рабочего человека в грязь втаптываешь…

— Прочитай имя, выложенное над зеркалом, — потребовал я.

— Тебе никто не говорил, что ты на пластырь похож? Прилипнешь — не отодрать, — схамил мужик. — Там выложено «Игорь».