Смех под штыком
Шрифт:
— Примем к сведению. Что правда, то правда, — улыбаясь проговорил Шмидт. — Давай расходиться. По очереди.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
На второй день пасхи, когда колокола Новороссийска радостно перезваниваясь, справляли годовщину белого движения, подошел к пристани пароход, набитый русскими беженцами с Украины от Махно. Побывали они в Турции, слышат — белые на Москву собираются, — и вернулись.
С ними прибыла и маленькая партия русских солдат во французских
Молодые, в большинстве одинокие, они согласились плыть на фронт в далекую Францию, чтоб посмотреть чужие земли. Но годы шли. Замучила война. Истосковались по родине. Вот она, долгожданная, желанная. Как хорошо она принимает: задумчивые, подернутые дымкой горы скатываются к морю, шаловливое солнце, шаловливое море, и колокола. Точно встречают их с таким почетом.
Среди них — унтер-офицер Горчаков. Вьющиеся волосы, задорный румянец, черные глаза под длинными ресницами.
Привели их в казармы, дали им английское обмундирование, зачислили в части, формируемые для посылки на фронт. Солдатам это не нравится — связались с зелеными. Набралось охотников 30 человек во главе с Горчаковым. Но без оружия неинтересно итти. Два дня ждали — получили по 15 патронов на брата, по винтовке. Горчаков как-раз караульным начальником в батальоне был. Он на хорошем счету, белые уже назначили его за младшего офицера в пластунский полк, под Грузию. Забрали с собой ребята ружье Шоше, консервы, медикаменты — и пошли в 4-ю группу, за цементные заводы. Горчаков проводил их, а сам остался других подбивать. Вместе с ним — два зеленых. Подбил еще 18 человек — и на заре повели их зеленые через колючий кустарник в Борисовку.
Пришли. Что же это за штаб? Семеро паршивых зеленых, а говорили 600. Это Воловин на счет 600 что-то плел.
Проводники посоветовали перейти в более скрытое место, под Сукко. Так весело было итти: солнце — за горой, а в ущелье — тень, прохлада. Тишина могучая. И от этой тишины кажешься таким громадным, налитым энергией, и так легко шагать, точно по мягкому ковру ступаешь.
Выбрали проводники место для бивака в ущелье, недалеко от моря. Весело, с шутками принялись ребята разбивать палатки (с собой захватили). Внизу ручеек тихо щебечет, вдали — фиолетовое море горит. Настелили в палатках молоденьких ветвей с нежной листвой — от них запах леса сгущается в палатке, и становится так уютно, хорошо.
Выслали разведчиков вокруг для охраны. Запылали веселые горько-дымные костры. Защекотало острым запахом перца, лаврового листа: разогревались консервы. Поужинали, да так жадно, как редко бывало прежде; сбились тесными кучками у костров и задумались о новой, такой необыкновенной жизни.
На утро проводники-зеленые ушли с Горчаковым к берегу моря поискать рыбаков. Прихватили винтовки и вещевой мешок для рыбы.
Море хмурилось, брюзжало. Они весело шагали по влажному крупно-зернистому песку, отпрыгивая в сторону каждый раз, когда холодная волна пыталась лизнуть их ноги.
За обрывистым выступом берега показалась прижавшаяся боком к песку лодка.
— Тише… — проговорил зеленый. — Здесь должно быть жилье… Вон и хата за кустами белеет… Внизу, около речки… Пойдем вместе,
Громадный, рыжий, лохматый кобель гулко залаял, как в трубу, ребята сбились и нерешительно продолжали двигаться. Кобель, завидев их, прыгал около хаты, грыз свиное корыто и отскакивал к двери, точно вызывал хозяина для защиты от врага. На пороге появилась остроносая старуха, сердито цыкнула на собаку.
— Хозяин дома? — прорвался через лай голос зеленого.
— Та, цыц, проклятый! Геть витцеля! У-у, поганюка…
Собака, виновато озираясь, забралась в чулан, старуха захлопнула за ней дверь и снова воззрилась на зеленых.
— А вы що за люды? Ще с винтовками. Мабудь грабители?
— Да ты, бабка, не бойся. Мы — зеленые.
Из-за кустов показался небольшой светлорусый в рваном пиджаке и постолах парень. Спокойно, медленно подошел к ним и добродушно, как давно знакомым, бросил:
— Зеленые? Чего вам, ребята?
Проводник, недоверчиво поглядывая на старуху, завозившуюся у порога с сетями, улыбаясь шепнул:
— Нам бы рыбы для братвы. Продай.
— Сколько вам?
— Да немного… С пуд хватит, ребята?
Горчаков, удивленный таким размахом, засмеялся:
— Хватит.
— Я сейчас. Вы подождите тут.
Он ушел за хату в сарай и принес оттуда тяжелую кошелку..
Улыбаясь, подал зеленому:
— Этой рыбы откушаешь — ввек не уйдешь от моря. Камбала.
Горчаков вытащил из френча бумажник и хотел уже отсчитывать кредитки, но рыбак проговорил тихо:
— Спрячь. Не надо…
Тот удивленно помялся, переглянулся с зелеными и положил бумажник в карман. Старуха, ревниво наблюдавшая издали за ними, вдруг сорвалась и, разразившись руганью, заковыляла к зеленым:
— Матери твоей бис! Задарма отдаешь? У самого штанив нема, а вин раздобрився! — И, подбежав к зеленому, вырвала кошелку. — Ста чертов вам дать! Просвистыть вас с камбалы! Як спущу на вас кобеля, вин вам укаже дорогу!..
Парень-рыбак жалко, растерянно улыбался. Зеленые хмурились. Старуха продолжала ругаться.
— Ну, и чорт с ней, — обозлился проводник-зеленый. — Пошли, ребята, за деньги нам всякий продаст… А ты чего хайло не заткнешь ей? — набросился он на парня. — Бабий подхвостник!
Зеленые свернули под гору, откуда из-за чащи деревьев белела хата. Около нее стоял молодцеватый смуглый парень, наблюдавший сцену. Подошли зеленые, он засмеялся:
— Здорово всыпала вам старая? Ну, а вам зараз вынесу. А вы скризь ухи пропускайте: она с роду такая скаженная, хлопца заела.
Постояли, разговорились. Парень вынес им камбалы — как раз улов на нее был хороший, — посоветовал:
— Как принесете, зараз ее в дило, бо вона вкус теряе. Вы, ребята, откуда?
— Да тут, недалеко в щели осели.
— Неначе пришлая группа?.. У нас тут своих немного есть, так воны в кустах ховаются, колы какая опасность… Так вам кажен день рыбы надо? Я перекажу своим хлопцам. Будем оставлять. Вы присылайте прямо до мэнэ. Осинина спрашивайте. А не будэ мэнэ дома — покличьте его, Тимченко. Он ничего хлопец, только щоб его видьма не бачила.