Смех сквозь слезы
Шрифт:
— Скажи, а о вашем романе с Аркадием Александровичем всем известно или нет?
— Да ты что? — замахала она руками. — Об этом никто не знает. Хотя, если честно, я готова кричать об этом на улицах. А что? Пусть все знают.
— И что же тебе мешает?
— Аркаша не хочет этого, — помрачнела она. — Но и его можно понять. Такой человек, как он, без сомнения, должен заботиться о своей репутации.
Последнюю фразу она произнесла с неподдельным восхищением.
Странно, подумала я. Откуда же тогда Костя
— А ты знаешь, — решила я сменить тему, — я встретила в вашем театре своего старого знакомого.
— Да ну? — удивилась Ольга. — Он тоже актер?
— Актер.
— И кто он, если не секрет?
— Жемчужный, — ответила я.
— Кастет? — уточнила моя новая клиентка. — Ты была раньше знакома с Кастетом?
Я не удивилась тому, что Тимирбулатова называет так Костю. Еще при нашей первой встрече Жемчужный признался мне, что друзья и коллеги обращаются к нему по кличке Кастет. Надо полагать — производное от имени. Выходит, с тех пор ничего не изменилось.
— Да. А почему тебя это удивляет?
— Кастет — актер до мозга костей. Поэтому я и решила, что его круг общения ограничивается такими же, как он.
— У тебя с ним хорошие отношения?
Ольга пожала плечами.
— Трудно сказать. Скорее у меня вообще нет с ним никаких отношений. Правда, не считая деловых.
— А у Аркадия Александровича?
— С Аркашей их тоже друзьями не назовешь. Тут даже имеет место конкуренция. И тот и другой по природе своей лидеры. Но мастерство Аркадия Майорова значительно выше, и Жемчужному ничего не остается делать, как мириться с этим. И думаю, ему это не очень приятно.
— Ты не будешь возражать, Оля, если я после спектакля немного пообщаюсь с Костей? — как можно невиннее поинтересовалась я.
— Ну конечно, нет. Я ведь все понимаю. Старым знакомым всегда есть о чем поговорить.
При этом она заговорщицки подмигнула мне. Я добилась того, чего хотела. Ольга не заподозрила, что я собиралась беседовать с Жемчужным непосредственно о ней. Так пусть она лучше остается в неведении. А то еще неизвестно, какая реакция по-следует.
— Но ты недолго? — осведомилась она.
— Нет. Минут двадцать от силы.
— Самое то. Я как раз переоденусь, и мы поедем.
— Договорились.
После этого Ольга все-таки не выдержала и сходила в гримерку за сигаретами. Я решила больше не расспрашивать ее ни о чем. Во всяком случае, до тех пор, пока не поговорю с Жемчужным.
Спектакль вскоре закончился, и Ольга, загасив окурок в пепельнице, убежала на поклон к публике.
Довольно долго звучали аплодисменты, крики «Браво!», а некоторые в зале даже скандировали «Майоров! Майоров!».
Кумир. Что там говорить…
Наконец актеры начали расходиться по своим гримеркам.
— Смотрели спектакль из-за кулис? — спросил он меня на ходу. — И как вам?
— Бесподобно, — беззастенчиво соврала я.
— Поверьте, — улыбнулся Аркадий Александрович, — сегодня был не лучший спектакль. Партнеры подкачали.
С этими словами он удалился. Довольный и счастливый.
Последним со сцены сошел Жемчужный. Его лицо нельзя было назвать радостным.
— Тебе отдавили ногу? — шутливо поинтересовалась я.
— Мне отдавили душу.
Таким Жемчужного я еще не видела, а потому не упустила случая поязвить на эту тему.
— Не расстраивайся так. Придет еще и твое время. Публика будет носить тебя на руках, а Майоров станет старым и никому не нужным.
Жемчужный тут же вскинулся. Видно, понял, что дал слабинку.
— Ты думаешь, я из-за Аркадия так убиваюсь? Завидую, что ли?
— А что, нет?
— Нет, конечно. — Он принял привычный беспечный вид и закурил сигарету. — Мне нет никакого дела до его славы. Причина в ином, Женечка.
— В чем же? — поинтересовалась я.
— В отсутствии искусства в нашем театре. Между актерами нет слаженности, Женя. Нет ансамбля. Понимаешь?
— Не совсем, — призналась я.
— Каждый играет сам за себя. Рисуется перед публикой. А то, что на сцене рядом с тобой находится партнер, так на это наплевать. Главное — «я». И так мыслит каждый. А от этого, в свою очередь, гибнет искусство.
— Красивые слова, — резюмировала я его тираду. — А сам-то ты, Костя, разве не так мыслишь?
— Нет, — категорично отверг он такое предположение. — Для меня важен театр во мне, а не я в театре.
— Почему же не уйдешь в другой театр? — продолжала я сыпать вопросами.
— Потому что некоторые люди истолкуют мой уход совсем по-иному, а мне бы этого не хотелось, — просто ответил он.
Могу поспорить, что он подразумевал Майорова. Не знаю почему, но я это почувствовала.
— Но ты, кажется, хотела о чем-то поговорить со мной. — Жемчужный окончательно стал самим собой. — Или запамятовала?
— Я все прекрасно помню.
— Тогда я полон внимания. — Он закинул ногу на ногу. — Допрос будет с пристрастием?
— Конечно, с пристрастием, — обрадовала его я. — Буду даже вгонять иглы под ногти. Согласен?
— А куда деваться? Что только не сделаешь ради ужина с прекрасной дамой!
— Ладно, выкладывай начистоту, что тебе известно о моей предстоящей работе? — перешла я наконец на серьезный тон.
— То же, что и всем, Женя. Несколько дней назад ухлопали Оленькиного муженька, а теперь и на ее жизнь пытаются посягнуть.