СМЕрШная история часть первая 1941
Шрифт:
Переулком вышел в частный сектор, где залез в первый попавшийся пустой дом. Калитка, как и дверь, оказалась не заперта. Страннно, вроде не похож двор на заброшенный. Ещё не паранойя, но тревожность появилась. Когда поднялся на низкое крылечко и принюхался более основательно, ноги сами дёрнулись бежать. Но рука, помимо моей воли, вцепилась в резную перилину крыльца с такой силой, что даже пришлось влепить себе нехилую пощёчину. После кратковременного приступа паники, вернулось самообладание и прошла дрожь в коленках.
Охренеть! Поначалу пропущенный мной, возле ступенек, из земли торчал хвостовик неразорвавшейся авиабомбы,
Свет в окнах не горел, но жизнь кипела вовсю. В хатах гремели горшками, щёлкали застёжками чемоданов, вязали узлы и чистили оружие. Один интересный кадр закапывал на огороде пулемёт Максим.
Приблизительный план дальнейших действий вчерне уже накидан. По нему – уходить из города сейчас не следует, нужно будет наведаться в то негостеприимное заведение, из которого меня так невежливо выдворили. Потому, следовало подкрепиться и выспаться. Обдумав свои планы на завтра ещё раз, пробежался по сараям и дому. Поменял штаны и рубаху, собрал два холщовых мешка всяких полезностей и вкусностей. Как белый человек перекусил за массивным круглым столом, потом обустроил местечко для ночлега, забравшись на душное горище. Внутри дома была приставная лестница, по которой поднял подушку, несколько одеял и с комфортом устроился возле открытого слухового окна.
Утро поприветствовало меня солнечным лучом, щекотавшим мой нос и близкими разрывами бомб. С крыши обильно сыпался мусор, а стропила так угрожающе скрипели, что я поспешил на улицу. Небо усеивали кучки разрывов от зенитных снарядов. На запад уходила пара десятков бомбардировщиков с чёрными крестами на крыльях.
— Тьфу. "Суки позорные". — Сплюнув, беззвучно выругался, не сдержав эмоций. На удивление, в доме было действующее электричество и даже нашлась электроплитка. Вскипятив чайник, заварил чай с мелиссой и мятой. Плотно позавтракав, добавил часть найденной заварки к своим припасам. Собранные мной два тощих мешка связал между собой и перекинул через плечо. Ну, как говорится, с богом, покинув приютившую меня избу, направился к горотделу НКГБ. План, как проникнуть внутрь, составил сидя в камере. Осталось немного подкорректировать способ, как подобраться незамеченным с нужной мне стороны. В принципе, это совсем несложно, с моими-то способностями. Обошёл здание с номером десять на табличке, забрался на гараж и спрыгнул во внутренний двор. Главное не торопиться и контролировать возможных свидетелей моего проникновения. Поднявшись по пожарной лестнице до последнего этажа, проник в окно через форточку.
Этот кабинет я присмотрел, как самый оптимальный. Его хозяина следовало бы сдать товарищам гэбэшникам, как злостного нарушителя режима секретности. Человечек был из категории людей, которые оставляют ключ под ковриком, а пароли и шифры пишут на бумажке и прячут на рабочем столе под стекло. Открыв сейф запасными ключами из гардеробного шкафчика, выложил на стол тэтэшник с патронами, печати и по несколько штук разных бланков. Посмотрел в папках с делами принцип оформления и то, как капитан Ивашов Е. К. подписывал документы. На то, чтобы подготовить N-ое количество записок
Дождавшись, когда коридор опустеет, вышел, направившись к Лигачёву. Тот был у себя, отсыпаясь после бурной ночки. Интересно, а кровавые мальчики ему во сне являются?
Глава 4
— Товарищ полковник, с Гродно связаться не можем!! Только с вами! Обстановка тяжёлая, информации где проходит фронт у меня нет! Жилые кварталы, станция и аэродромы подверглись бомбардировкам! ПВО города за сутки сбило до семнадцати самолётов противника! — Майор Барановский кричал в трубку, пока окончательно не сорвал голос. После чего передал трубку связисту.
Подле него переминался посыльный, которого он отправлял в комендатуру. — ...?
— В городе паника. Ни коменданта, ни военкома найти не смогли. Распущена тюрьма. На складах начались грабежи. Много мародёров и дезертиров.
Сиплым голосом майор принялся ругаться, но тут же схватился за горло и шёпотом попросил связиста принести чая. — Позови Шалдина и Блеймана. — Приказал он посыльному, выпив два стакана подряд. Вскоре, прибывшие командиры делали доклад о нынешнем состоянии дивизиона. Затем составили списки погибших, нужных продуктов, боеприпасов и тому подобного.
— Шалдин, возьмёшь полуторку, четверых бойцов и поедешь на станцию. В одном из разбитых эшелонов были 167-ые снаряды. Бронебойные, трассеры... в общем, номенклатуру ты знаешь. Все, что найдёшь – привези хоть сколько нибудь. — Барановский перевёл взгляд своих красных от усталости глаз на Блеймана. — Петь, добудь хлеба, поезжай в нашу пекарню, проверь что с ней. Если целая, то организуй выпечку.
***
Надя Кувшинова очнулась в высокой траве, возле железнодорожного полотна, куда её выбросило через окно, чудом не переломав кости. Она пролежала без сознания больше часа, пока кто-то случайно не обнаружил оставленную её телом просеку в густых зарослях молодого подлеска.
Оглушённые, посеревшие от грязи и копоти пассажиры бродили вдоль путей с потерянным видом, ожидая чьей нибудь помощи. Вокруг стонали раненые, командирские голоса раздавали приказы, гремело железо. Свой вагон Надя нашла не сразу, тот превратился в груду чёрного искорёженного метала. Он и ещё два соседних были разбиты и перевёрнуты. Пассажиры вместе с солдатами сейчас оттаскивали обломки в сторону от рельс.
Всё время, до загрузки в уцелевшие вагоны, девушка просидела возле длинного ряда тел накрытых авизентом. Больно стиснув плечо, её потянули в сторону и она безропотно пошла за какой-то женщиной, оставляя маму и Колю лежать холодных камнях насыпи. До города они не доехали, впереди тоже бомбили и пути были разрушены. Нестройной колонной добрели до места, с которого увидели озаряемый пожарами город.
Как она добиралась до бабушкиного дома, Надя не помнила. Пришла в чувство, лишь услышав скулёж Дружка, почуявшего знакомый запах. Войдя во двор, девочка сбросила с плеча уцелевшую мамину сумку, обняла повизгивающего пса. Как сообщить бабушке? У неё слабое сердце и совсем нельзя волноваться. Из-за закрытых ставень в доме был полумрак и стоял душный запах сирени. Баба Шура лежала на своей перине свесив с кровати руку, почти касаясь ею лежащей на полу старой-престарой иконы. Надя поправила холодную руку, положив её вдоль тела, поцеловала пожелтевший лоб.