СМЕрШная история часть первая 1941
Шрифт:
Капитан, потомок евреев из Германии, согласно кивнул, а затем обнял пожилого грузина, с которым держал оборону у небольшой реки в Белоруссии. — До встречи, товарищ полковник. И удачи вам.
***
У деда Константина выхаживающего меня, я жил почти две недели. Хуторок, где он обитал со своей невесткой Олесей, находился где-то между Минском и Смоленском. Первые четыре дня провалялся с высокой температурой, почти не приходя в сознание. Хорошо, что нет голоса, я бы им такого наговорил.
В их хозяйстве, к моему появлению, уже было не всё ладно. Заморенная лошадка,
Её терпению и спокойствию можно было позавидовать. Муж погиб в финскую, старший сын утонул два года назад, а младший убежал с отступающими войсками. Тесть, единственный мужчина в семье, известный по всей округе плотник, сидит без заработка с больной спиной. — ... нічога. Ты ня думай, што я скарджуся, бывала горш жылі.
Да уж, куда хуже? Не померли и ладно? Баба практически одна на хозяйстве, так как Костя бывает по полдня разогнуться не может. Мужику за шестьдесят. Сколько ему жить осталось, будет одна выживать? Может правду говорят про менталитет белорусов, как в том анекдоте? "А можа так и трэба?"
Отёк на ноге спал на десятый день. А ещё через два дня решил пробовать подняться, или хотя бы сесть. Потихоньку рассходился, пока только по двору, но лиха беда начало. Рана пока тянет, но вроде бы мясом уже заросла. Орудуя, мастерски вырезанным Костей из ясеневой доски, костылём, спрятался за дровником. Причина была прозаической. По дороге к дому приближался велосипедист.
Олеся, убиралась в стойле у Звёздочки и не сразу услышала крики гостя. А дед, сидевший с обратной стороны дома, почему-то не торопился отзываться.
— Константин Кириллович! Это Кошкин! Вы дома?!
Наконец Олеся вышла и, вытирая на ходу руки тряпкой, подошла к гостю. — Здравствуйте Пётр Игнатьевич.
— Доброго дня хозяюшка. А я к Константину Кириллычу приехал. Работа для него появилась. — Мужичок вежливо приподнял кепку здороваясь. Оглядывая двор, речитативом начал вещать о предстоящей работе, условиях и о том, что только Костя может справится с такой задачей.
Выслушав и пообещав сейчас же найти тестя, Олеся принялась за поиски.
— ... Господин оберст-лейтенант хорошо заплатит за работу. — Давил он на дедовы уши. — У тебя же руки золотые, а там работа тонкая нужна.
Константин отмазывался, ссылаясь на радикулит, но, видать этого Петю сильно припёрли, не находя понимания у старого плотника, он прибегнул к шантажу. — Я с тобой по родственному так сказать. Вписал тебя в документах как сотрудничающего с новой администрацией. Ты, что думал, особенный? К тебе бы уже давно приехали. Продукты ты не сдаёшь, отметиться в село не явился. Может ты партизан у себя скрываешь?
Зло сплюнув под лавку, Костя на нервах ответил. — Что-то ты
После отъезда недовольного итогами переговоров велосипедиста, дед дождался, когда отойдёт невестка, подошёл ко мне и огорошил. — Ўцякаць табе трэба.
Мля. Умеет же в русский, а со мной на мове.
— Ён нешта ўбачыў. Неспакойна мне.
Ходить пока трудно, но подводить этих людей под монастырь не хочу. Пошёл собираться. Жаль вещички мои пропали, с ними было бы проще.
***
Марку было уготовано дважды выйти из окружения, но всё равно попасть в плен. По лесному массиву, в котором они вели последний бой, отбомбилась немецкая авиация, а потом добавили из трофейных 120-миллиметровых миномётов. Взрываясь в кронах деревьев, мины поражали осколками даже спрятавшихся в ямках и оврагах. Фрицы потом ходили по лесу и собирали выживших, как грибы. Получившим ранения, даже самые минимальные, не повезло, их добивали на месте. Отказавшихся идти, так же расстреливали. Шалдина спас последний выживший боец из его родного дивизиона. Оглушённого, ничего не соображающего, поднял и повёл за собой. Из более чем двух тысяч находившихся в лесу красноармейцев и командиров, выжило всего сорок семь человек.
Двадцать седьмого июля их повели по дороге на север, безжалостно отстреливая упавших и отстающих. Остановились вечером на неубраном свекольном поле, где их присоединили к тысячам таких же бедолаг. Спали под открытым небом, в попытках согреться, прижимаясь друг к другу. Утром, людское море из военнопленных взволновалось, но подчиняясь пулемётным очередям, начало успокаиваться, вытягиваясь широкой колонной в сторону Орши, которой достигли только через двое суток.
Километра три южнее города, небольшими партиями их загоняли в армейский сборно-пересыльный пункт, находившийся в зданиях бывших казарм, где пленных опросили, составив первичные списки, отсортировав старших командиров в отдельную группу для пересылки в офлаг. Здесь, как и многие другие, он решил скрыть свою настоящую фамилию, но почему Шалдин тогда назвался именем погибшего майора Барановского, он и сам не смог бы ответить.
В самом городе, где находился транзитный дулаг, Марку удалось поесть. Местные жители подкармливали их, передавая продукты сквозь колючую проволоку. Шалдину перепало немного хлеба, когда горожанка кинула в толпу краюху, куском которой с ним поделился Павел Васильевич. Полковник, уже четыре дня ожидавший здесь пересылки. Формы, а соответственно и знаков различия, у полковника не имелось, он был в нижнем белье, с накинутой на плечи плащ-палаткой и в сапогах без портянок. В дальнейшем, когда они общались уже пару дней, тот признался, что на самом деле он полковой комисар из двадцать девятой моторизованной дивизии. Зная, что всех комиссаров предписано немедленно расстреливать, Марк дал слово сохранять это в тайне. Вечером третьего августа, их повели на вокзал, где загнали в открытые полувагоны, для отправки в немецкий тыл.