Смерть бродит по лесу
Шрифт:
— Меня интересует то, что случилось после вашего возвращения из Лондона. Вы приехали поездом, который прибывает в Тисбери в четыре тридцать пять и который в тот вечер опоздал на шесть минут?
— Я не знал, что поезд опоздал, но не сомневаюсь, что ваши сведения точны.
— Тодмен встретил вас на автомобиле, но вы решили пойти пешком, поручив отвезти ваш багаж?
— Почти точно. На самом деле я доехал до подножия холма и там вышел. Не люблю ходить по шоссе.
— В котором часу вы пришли в «Альпы»?
Пурпур на мгновение задумался.
— Трудно точно сказать. Надо полагать, в четверть шестого. Может
— Очень медленно, если вам понадобилось так много времени, — заметил Тримбл. — Вы по пути останавливались?
— Полагаю, да. Насладиться видом, перевести дух и так далее.
— Вверх на холм ведут несколько троп. По которой вы шли?
— Разумеется, по самой легкой.
— Но не самой прямой, через тисы?
— Определенно нет.
— Прекрасно. Вы говорите, что шли по самой легкой тропинке. Это та, которая ведет по главному склону. Вы по пути кого-нибудь встретили?
Пурпур с запинкой, резко контрастирующей с обычной беглостью его речи, ответил:
— Право, не помню.
— Вы говорите серьезно, мистер Пурпур? Подумайте. Это может быть важно.
— Я не обращал особого внимания. Возможно, кого-то встретил, а возможно, и нет. Затрудняюсь сказать.
— Если вы шли там, где говорите, вам хорошо было видно шоссе у вершины холма. Автомобили какие-нибудь вверх или вниз ехали?
— Кажется, я видел спускающуюся машину... Вероятно, даже не одну. Не могу сказать точно.
— Выходит, вы не можете представить никаких доказательств того, что были в десять минут шестого на указанной вами тропинке, а не среди тисов на противоположном склоне холма?
— Не знаю, почему так важны десять минут шестого, — улыбнулся Пурпур, — хотя рискну выдвинуть догадку. Но вы должны принять мои показания. Хотелось бы вам напомнить, что они являются добровольными и сделанными без давления и предупреждения о том, что сказанное может быть использовано против меня. Любые замечания, какие вы сочтете нужным к ним присовокупить, — ваше дело.
Тримбл внезапно сменил тему.
— Не могли бы вы сказать, — спросил он, — куда поехали в пятницу?
— Даже сам собирался, — отозвался Пурпур. — Я уехал по делам в довольно отдаленное местечко на севере Англии. Дальнейшие подробности я разглашать не намерен.
— По делам, мистер Пурпур? В пасхальные каникулы?
— А как по-вашему, сэр, — возразил пренебрежительно Пурпур, — когда делаются дела? Я говорю о делах, которые имеют значение, которые затрагивают важных людей и важные интересы. Они делаются, разумеется, когда конторы закрыты и когда те, кто действительно обладает влиянием, могут встретиться и обсудить свои проблемы без опасения, что их прервут. Я не могу вас в них посвящать, как не собираюсь раскрывать имена моих компаньонов. Вся эта история, вероятно, уже нанесла моим проектам непоправимый ущерб. Как только я узнал о случившемся, приехал сюда, чтобы оказать вам все возможное содействие. А вместо благодарности меня обвиняют — да, согласен, не буквально, для этого вы слишком умны, — практически обвиняют в убийстве моей жены. Любой здравомыслящий человек увидел бы, насколько нелепо предполагать такое относительно персоны в моем положении!
Тогда Тримбл разыграл свой козырь.
— Когда вы говорите про персону в вашем положении, — вкрадчиво сказал он, — что вы имеете в виду?
— Это неверная формулировка. Я человек — или, лучше сказать, был таковым — вообще без всякой собственности, но с женой, у которой ее было немало.
— Во всяком случае, такой, которая с готовностью предоставляла мужу распоряжаться ее деньгами так, словно они его собственные?
— Женой, которая была щедра по отношению к своему мужу.
— Предположим, мистер Пурпур, жена передумала и решила пустить имеющиеся у нее на руках деньги на уплату некоторых долгов банкрота. Это могло бы повлиять на ее ценность в глазах мужа?
— На что вы, черт побери, намекаете?
— На то, что за три дня до смерти ваша жена написала своему стряпчему. Дескать, она только что осознала, какие беды навлекло ваше банкротство на многих людей и на одного в особенности, и осведомлялась, какие ценные бумаги он предложил бы для продажи, чтобы она могла немедленно выплатить сумму в восемь с чем-то тысяч фунтов, за которой последуют другие выплаты. Это для вас неожиданность?
Пурпур на вопрос не ответил, зато тихо и зло пробормотал:
— Хотелось бы мне посмотреть на это письмо.
— Оно будет представлено со временем. Сейчас у меня его нет, но мне зачитало его сегодня утром по телефону лицо, которому оно было адресовано. Имеете что-нибудь по этому поводу добавить, мистер Пурпур?
Бледные щеки Пурпура приобрели почти зеленоватый оттенок. Каким-то образом он выдавил улыбку.
— Это все меняет, не так ли? — сказал он, потом встал. — Если нет других вопросов, мне бы хотелось уйти.
— Вы свободный человек, сэр, — нелюбезно ответил суперинтендант, — но мне хотелось бы знать, куда вы идете.
— Я уже дал вам адрес. Отель «У тиса».
— В таком случае, может быть, вы согласитесь подождать. Я договорюсь, чтобы вас туда отвезли на машине.
— Такая договоренность, надо полагать, устроила бы нас обоих, — спокойно сказал Пурпур. Он до некоторой степени вернул себе самообладание. — Надеюсь, вы не заставите меня ждать долго. Я начинаю испытывать потребность в ленче.
— Нет, я позабочусь, чтобы на ленч вы успели.
Тримбл нажал кнопку звонка у себя на столе и сказал явившемуся на зов полицейскому:
— Отведите этого джентльмена в комнату ожидания и закажите ему машину, как можно скорее.
Отдав честь, полицейский пробормотал что-то на ухо суперинтенданту.
— Вот как? — сказал Тримбл. — Тогда проводите его сюда немедленно.
— Хорошо, сэр.
Полицейский вышел из кабинета, и Пурпур последовал за ним в помещение, которое суперинтенданту было угодно называть комнатой ожидания. Штаб-квартира полицейского ведомства Маркшира, подобно большинству полицейских зданий, была старой и безнадежно устаревшей для задач, какие возлагали на силы правопорядка современные обстоятельства. Даже если бы ее пригодную для использования площадь не уменьшили прямые попадания снарядов в ходе войны, помещения были слишком малы, чтобы в них можно было удобно или эффективно работать. А потому единственным местом, где можно было разместить посетителей, являлась каморка не больше освещенного буфета, отделенная перегородкой от рабочей комнаты отдела уголовных расследований. Эта каморка неприятно напоминала камеру.