Смерть эксперта-свидетеля
Шрифт:
– Ну и ну! Корзина-то пустая!
Дэлглиш и Мэссингем повернулись к ней. Дэлглиш спросил:
– Что вы рассчитывали здесь найти, миссис Бидуэлл? – Да мистера Миддлмасса халат белый, вот что!
Она бросилась прочь из комнаты. Дэлглиш и Мэссингем – за ней. Она распахнула дверь Отдела документов и заглянула в лабораторию. Потом снова закрыла дверь и опершись на нее спиной, воскликнула:
– Пропал! На крючке его нет! Так где он тогда? Где белый халат мистера Миддлмасса?
– Почему вы ожидали найти его в корзине, миссис Бидуэлл? – спросил Дэлглиш.
Черные глазки миссис Бидуэлл вдруг стали огромными и воровато забегали туда-сюда. Немного погодя она испуганно и одновременно с явным удовольствием произнесла:
– Почему, почему! Кровь на нем была, вот почему. Лорримера кровь!
Глава 8
Наконец они спустились по главной лестнице к кабинету директора. Из библиотеки доносился неровный гул
Хоуарт оставил кабинет незапертым, ключ торчал в двери. Дэлглишу показалось интересным, что директор предпочел ждать в библиотеке вместе со своими сотрудниками. Однако трудно было понять, хотел ли Хоуарт продемонстрировать коллегам свою солидарность с ними, или просто тактично признавал, что его кабинет одним из первых должен был ранним утром удостоиться внимания миссис Бидуэлл и поэтому представляет для Дэлглиша особый интерес. Но последнее соображение было бы слишком тонким. Вряд ли можно было поверить, что Хоуарт не входил в кабинет с того момента, как было обнаружено тело. Если нужно было что-то убрать из кабинета, больше всего возможностей сделать это имел именно он.
Дэлглиш был готов к тому, что кабинет может оказаться весьма впечатляющим, но не ожидал, что настолько. Лепнина сводчатого потолка была великолепна и поражала радостным буйством форм: венки, раковины, ленты, вьющиеся лозы смешивались друг с другом изощренно и в то же время в строгом порядке. Камин выложен белым и пестрым мрамором с изящным резным фризом, на котором резвились нимфы и играющие на флейтах пастушки; классической формы каминная полка завершалась открытым сандриком. Скорее всего, догадался Адам, этот совершенных пропорций салон оказался слишком мал и не только не мог быть перегорожен, но не сумел бы вместить хотя бы одну рабочую лабораторию. Это спасло его от судьбы большей части помещений в доме – несомненно, из соображений административного и научного удобства, а не из-за сентиментальной приверженности полковника Хоггата к присущему этой комнате совершенству форм. Обстановка в кабинете была новой, но стиль был избран такой, чтобы не слишком бросаться в глаза: удалось найти компромисс между бюрократической ортодоксальностью и современным функционализмом. Слева от камина стоял большой застекленный книжный шкаф, справа – шкаф для личных вещей и вешалка для верхней одежды. Меж двумя высокими окнами располагался прямоугольный стол для совещаний с четырьмя стульями того типа, что предназначается для высших государственных служащих. Рядом – стальной сейф с наборным замком. Директорский письменный стол, очень простой, того же дерева, что и стол для заседаний, стоял против двери. На нем, кроме толстого, в чернильных пятнах листа промокательной бумаги, помещалась деревянная подставка для книг с «Кратким оксфордским толковым словарем», «Сборником цитат», «Тезаурусом» [17] Роже и «Словарем современного английского языка» Фаулера. Несколько необычный подбор книг для ученого, занимающегося естественными науками. Рядом – три металлических подноса для бумаг: «Входящие», «Исходящие» и «На подпись». На подносе для «Исходящих» – две желтые папки, верхняя помечена «Часовня: предложения о передаче в Министерство по охране окружающей среды»; вторая – большая, старая и растрепанная, много раз подклеенная, с надписью: «Новая Лаборатория – введение в строй».
17
Тезариус – здесь: энциклопедический словарь (лат.)
Дэлглиша поразили пустота и обезличенность этой комнаты. Совершенно очевидно, что ее заново отремонтировали и обставили к прибытию сюда Хоуарта. Бледный, серо-зеленый ковер и того же тона квадратный коврик под письменным столом еще не вытерлись, а темно-зеленые занавеси на окнах хранили строгие складки. Комнату украшала только одна картина, стоявшая на каминной полке, но зато оригинал: ранний Стэнли Спенсер – «Успение Богородицы». Полные, странно укороченные, в варикозных венах ноги в широких алых панталонах уплывали вверх от кружка воздетых, изуродованных тяжким трудом рук к приемной комиссии серафимов, изумленно взирающих вниз. Эксцентричный выбор, подумал Дэлглиш, совершенно неуместный ни по времени, ни по стилю. Картина была единственным предметом в комнате, если не считать книг на столе, отражавшим личные вкусы: вряд ли можно было предположить, что картина прислана правительственным агентством. Во всем остальном кабинет казался незавершенным, скудно обставленным помещением, подготовленным к приезду неизвестного лица и все еще ожидающим, что наконец-то приобретет отпечаток личных вкусов и характера его обитателя. Трудно было поверить, что Хоуарт проработал здесь почти целый год. Миссис Бидуэлл, плотно сжав маленький твердый рот
– Здесь все выглядит так, как обычно? – спросил Дэлглиш.
– А как же! Как кажное утро. Тут и делать-то вроде нечего, верно? А только учтите, я тут и пыль вытираю, и столы полирую, и ковер пылесосю. Ну, он-то и сам аккуратный, беспорядка не устраивает, это я вам прямо скажу. Не такой, как старый доктор Макинтайр. Вот уж это был человек! Ну, конечно, беспорядок устраивал – сам черт ногу сломит! Вы бы на его стол с утречка посмотрели! А дыму табачного! Иногда в комнате просто ничего за дымом не видать. У него на столе такой еще красивый череп стоял – для трубок. Его выкопали, когда трубы для новой пристройки – Отдела транспортных средствов – прокладывали. Он в земле больше чем двести лет пролежал, доктор Мак рассказывал. И он мне трещину показал, ну прям как чашка треснутая, там, где ему голову проломили. Вот уж это убивство никто никогда так и не раскрыл. А я прям скучаю потому черепу. Такой он был красивый. А еще у него тут снимки были, он сам, и друзья евонные с универстета, и весла над головами скрестили, а еще – цветные, с Шотландского нагорья, такие мохнатые коровы в озере бултыхаются, а еще одна – его отец с собаками; и жены его снимок тоже был, умерла ведь, бедняжка; еще Венеция – большой такой снимок, с гондолами и иностранцами всякими, разнаряженными вовсю, и еще каликатура – док Мак в охотничьей шляпе и приятель евонный на земле лежит – убитый, а док Мак с увеличительной лупой ищет следы. Это друг его один нарисовал. Ох и смешная картина была, прям животики надорвешь! И так уж мне все эти картины тут нравились! – И она взглянула на Спенсерово «Успение» с явным отсутствием энтузиазма.
– И ничего необычного сегодня утром вы здесь, в этой комнате, не замечаете?
– Ну, я уж сказала – все, как кажный день. Да сами посмотрите – чистенько все, как с иголочки. Ну, конечно, днем-то все по-другому тут, когда он работает. Да только он все всегда вот так оставляет, вроде утром и возвращаться не собирается.
Больше узнавать у миссис Бидуэлл было нечего. Дэлглиш поблагодарил ее и сказал, что она сможет уйти домой, как только проверит в библиотеке – у сержанта Рейнольдса, все ли сведения о том, где она провела прошлый вечер, у него имеются. Объяснял он ей это с присущим ему тактом, но старался напрасно: миссис Бидуэлл ответила весело и совершенно беззлобно:
– Смысла нет это на меня вешать или на Бидуэлла моего. Мы с ним на деревенском концерте весь вечер пробыли… Пятый ряд к заду, а сидели – с одной стороны Джо Мэйчин, он у нас сторож церковный, а с другой – Билли Варне, церковный староста. Так и сидели, пока показ не кончился. Никто никуда с полспектакля украдкой не уходил, как некоторые.
– А кто уходил украдкой, миссис Бидуэлл?
– А вы у него сами спросите. В конце ряда сидел, прям перед нами, джентельмент, в котором кабинете мы, может, сейчас как раз и стоим. Может, вам с ним поговорить надо? Попросить его сюда зайтить?
В ее голосе звучала надежда, и она нетерпеливо поглядывала на дверь, как охотничий пес, настороживший уши в ожидании команды «Апорт!».
– Мы обязательно займемся этим, спасибо, миссис Бидуэлл. А если нам понадобится снова поговорить с вами, мы с вами свяжемся. Вы нам очень помогли.
– Я подумала, может, я им всем кофий сварю? До того как домой пойду? Вреда ведь от этого никому не будет, верно? Бесполезно было предупреждать ее, что не следует ничего говорить ни сотрудникам Лаборатории, ни тем более всей деревне. Дэлглиш ни минуты не сомневался, что подробности осмотра туалетов и новость о пропаже окровавленного халата станут вскоре известны всем и каждому. Но болльшого вреда он в этом не видел. Убийца, конечно же, должен понимать, что полиция немедленно заинтересуется тем, что, по всей видимости, мог означать ложный вызов миссис Бидуэлл по телефону этим утром. На этот раз он имел дело с людьми умными, весьма опытными – пусть и хуже – в расследовании уголовных преступлений, хорошо знакомыми с процедурой полицейского расследования и с правилами, которыми он обязан руководствоваться при каждом своем шаге. Он нисколько не сомневался, что большинство из тех, кто сейчас ждал его в библиотеке, мысленно отслеживают каждое его действие практически поминутно.
И среди них находится убийца. Либо те, кто его знает.
Глава 9
Суперинтендент Мерсер отобрал двух сержантов из своей команды по принципу контраста или, может быть, стремясь учесть любые предвзятости, какие Дэлглиш мог иметь в отношении возраста и опытности своих подчиненных. Сержант Рейнольде был близок к окончанию срока службы, крепкий, широкоплечий, с раздумчивой манерой речи – полицейский старой школы; он родился и вырос на Болотах, сержант Андерхилл, лишь недавно получивший повышение, выглядел так молодо, что вполне мог быть его сыном. Его открытое мальчишеское лицо было полно такого вымуштрованного идеализма, что Мэссингему показалось – он откуда-то его знает. Впрочем, он тут же заподозрил, что видел это лицо на обложке полицейской рекламной брошюры, призывающей «в ряды», но в интересах гармонического сотрудничества решил оправдать Андерхилла за недостаточностью улик.