Смерть эксперта-свидетеля
Шрифт:
– Вам это представляется важным, сэр?
– Достаточно важным, чтобы заставить ее солгать. Какая eй разница, узнаем мы, где они забавлялись друг с другом, или нет? Я мог бы понять, если бы она ответила, что это не наше дело. Но зачем ей было лгать? И еще был один момент, когда она на миг утратила самообладание. Это случилось, когда она говорила о церковной архитектуре семнадцатого века. У меня создалось впечатление, что она вдруг, почти неуловимо и буквально на один миг, смутилась, когда поняла, что почти проговорилась, или, во всяком случае, сказала что-то, о чем лучше было бы промолчать. Когда завтра мы разделаемся с опросами, давайте-ка заглянем в часовню Хоггата.
– Но ведь сержант Рейнольде уже заглядывал туда, сэр, после того как осмотрел территорию вокруг
– Может быть, там и нечего обнаруживать. Просто интуиция работает. Ну, теперь давайте-ка отправимся назад, в Гайз-Марш, там ведь пресс-конференция назначена, а потом мне надо будет поговорить с главным констеблем, если он успел вернуться. После этого я бы хотел снова повидать Бренду Придмор, а попозже заехать в Старый пасторский дом – потолковать с доктором Керрисоном. Но только после того, как мы выясним, что там миссис Готобед может предложить нам на обед в этом своем «Простофиле».
Глава 6
Минут двадцать спустя в кухне своего дома, являвшей глазам невероятный компромисс между научной лабораторией и сельской домашностью, Хоуарт готовил «sauce vinaigrette». [39] Густой, резкий запах оливкового масла, льющегося тонкой золотистой струей из бутыли, снова, как это всегда бывало, вызвал воспоминания об Италии и об отце. Этот дилетант, собиратель пустячков, б'oльшую часть года всегда проводил в Тоскане или Венеции и вел одинокую жизнь ипохондрика, которая закончилась, как он, по-видимому, и хотел, поскольку утверждал, что испытывает ужас перед старостью, как раз в день его пятидесятилетия. Детям своим – а они оба выросли без матери – он казался не столько незнакомым, сколько загадочным. Он редко показывался им на глаза собственной персоной, зато постоянно таинственным образом представал пред их мысленным взором.
39
sauce vinaigrette (фр.) – острый соус из уксуса, масла и соли.
Память Максима послушно воспроизвела фигуру отца в бежевом с золотыми узорами халате так, как он стоял у изножья детской кровати в ту необычайную ночь, полную приглушенных голосов, звука торопливых шагов, мгновений необъяснимой тишины, – ночь, когда умерла его мачеха. Восьмилетний мальчишка, он приехал из приготовительной школы домой на каникулы и, перепуганный и одинокий, был совершенно забыт в тревогах и суете, вызванных ее болезнью. Он ясно помнил голос отца, высокий и очень усталый, уже обретающий томно-горестные тона: «Максим, твоя мачеха скончалась десять минут назад. Очевидно, судьбою мне не предназначено быть мужем. Я не рискну еще раз пережить такое горе. А тебе, мой мальчик, придется позаботиться о сестре – ведь она тебе сестра по крови. Я на тебя полагаюсь».
Прохладная ладонь на мгновение легла на его плечо, как бы перекладывая ношу. И он принял эту ношу – в свои восемь лет, – принял в полном смысле слова и никогда с тех пор так и не снимал ее со своих плеч. Поначалу неизмеримость отцовского доверия ужаснула его. Он вспомнил, как лежал в кровати, объятый ужасом, уставившись во тьму. Позаботиться о сестре. Доменике – три месяца от роду. Как он может позаботиться о ней? Чем надо ее кормить? Как одевать? Что будет с приготовительной школой? Ему же не разрешат остаться дома, чтобы заботиться о сестре. С грустной усмешкой он вспомнил, какое почувствовал облегчение, когда выяснил, что ее няня все-таки остается в доме. Вспомнил свои первые попытки взять ответственность на себя, решительно схватившись за ручки детской коляски и изо всех сил толкая ее вверх по Брод-Уоку [40] или пробуя поднять Доменику, чтобы усадить ее в высокий стульчик.
40
Брод-Уок – улица в одном из наиболее богатых и фешенебельных районов
«Пустите, пустите же, мастер Максим. Вы не помогаете мне, а только путаетесь под ногами».
Но через некоторое время няня убедилась, что он все больше помогает ей, а не просто путается под ногами, что ребенка можно спокойно оставить с ним, пока няня и еще одна служанка – других слуг в доме не было – занимаются своими, никому не поднадзорными делами. Почти все свои школьные каникулы он проводил, помогая присматривать за Доменикой. Из Рима, Вероны, Флоренции или Венеции отец слал указания о деньгах на расходы и о том, в каких школах должны учиться дети. Но именно Максим помогал выбирать для сестры одежду, это он отвозил ее в школу, утешал, давал советы. Он делал все возможное, чтобы помочь ей пережить трудный период от одиннадцати до шестнадцати, умерить ее горести и сомнения, не успев еще толком выбраться из своих собственных. В ее противостоянии миру он был ее защитой и опорой. Он улыбнулся, припомнив, как она позвонила ему в Кембридж из школы-пансиона, попросив его заехать за ней сегодня же вечером и подождать ее «у крытой хоккейной площадки – отвратительной камеры пыток – ровно в полночь. Я спущусь по пожарной лестнице. Обещай мне!» И потом – их тайный девиз противостояния и преданности: «Contra mundum!» [41]
41
Contra mundum – Против всего мира! (лат.)
– Contra mundum! – ответил он.
И вот – приезд из Италии отца, очень мало обеспокоенного настоятельным вызовом достопочтенной матери-настоятельницы, так что было вполне очевидно – он и сам собирался приехать.
– Отъезд твоей сестры был сверх необходимости эксцентричным, в этом сомневаться не приходится. Полуночное свидание. Пол-Англии понадобилось проехать в машине – драматично! Мать-настоятельница особенно огорчена, что Доменика оставила в шкале свой чемодан, хотя я вполне могу представить, что он сильно мешал бы ей на пожарной лестнице. Да и ты, по-видимому, всю ночь должен был провести вне стен колледжа. Твоему руководителю это могло не понравиться.
– Но я уже окончил колледж, папа, и теперь – в аспирантуре. Я получил диплом полтора года назад.
– Ах да. Время в мои годы летит так быстро. Ведь ты физик, не правда ли? Какой странный выбор. Разве ты не мог заехать за ней обычным образом, после уроков?
– Нам нужно было уехать как можно дальше, прежде чем заметят ее исчезновение и начнут искать.
– Вполне разумная тактика, если все проходит удачно.
– Видишь ли, папа, Дом терпеть не может школу. Там она чувствует себя совершенно несчастной.
– Ну и я в школе чувствовал себя точно так же, только мне и в голову не приходило ожидать чего-то другого. Мать-настоятельница – милейшая женщина. Правда, когда нервничает, у нее попахивает изо рта, но я не думаю, что это могло беспокоить твою сестру. Вряд ли им приходилось так уж близко контактировать. Между прочим, она вовсе не выразила желания принять Доменику обратно.
– Да надо ли Доменике опять уезжать куда-то? Ей почти пятнадцать. В школе учиться уже не обязательно. К тому же она хочет стать художницей.
– Я думаю, она может пожить дома, пока ей исполнится сколько там надо, чтобы поступить в художественное училище, если ты так советуешь поступить. Но вряд ли имеет смысл открывать наш лондонский дом для нее одной. Я возвращаюсь в Венецию на следующей неделе. Я приехал только для того, чтобы проконсультироваться у доктора Мэйверс-Брауна.
– Может быть, ей поехать с тобой в Италию, хотя бы на месяц? Ей так хочется увидеть Академию. [42] И хорошо бы ей побывать во Флоренции.
42
Академия – имеется в виду Национальная академия деи Линчеи в Италии