Смерть экзекутора
Шрифт:
Элиз входила в оцепенелое состояние транса — это поможет забрать преступника. А потом она даст себе волю.
Кин в ошейнике сидел в опустевшем зале заседаний.
Элиз овладела его сознанием, включила силовое поле на ноже, срезала и отбросила ошейник. Поставила Кина столбом:
— Ты знал закон, и ты нарушил его. Ты оскорбил всех ажлисс и наплевал на жизнь вверенных тебе людей. Ты предал Императора, в верности которому клялся. Ты отделил себя от человечества и закона.
Элиз накинула на Кина непроницаемый черный мешок и повела за собой, держа в руке обнаженный
Она вела официально мертвого ажлисс, и все исчезали с их пути.
Кто-то освободил портал и послал предупреждающий сигнал на базу. Элиз, выйдя на другой стороне, словно провалилась на глубину. Вместо привычного гомона портального зала, тишина смела все звуки и людей. Выдавливала, проталкивала её все дальше ото всех и всего — в комнату, в карцер.
Туда, куда никто не идет по своей воле.
Глава 23. Казнь
Кин был строг. Неприступен и холоден, как замурованный шлюз морозной ночью. Но это не спасло его. Крошка ломала его, как холодный металл. Резала и калечила.
Перед казнью разбила крилод отступника на полу карцера. Нож экзекутора режет всё.
Отбросила осколки ногой к одежде преступника.
Разделась сама, разрезая выключенным ножом ненавистную шнуровку формы.
Кин был силен, и в этом была его беда. Кин был слишком силен, он мог сопротивляться долго…
Но прошло несколько дней, и Кин уже плавился, как раскаленная лава, полыхая гневом, бешенством и… наслаждением. Боль растягивала и истончала его силу и стойкость, а экзекутор погружалась в его горе, пила его тоску и сканом выворачивала все чувства наизнанку, усиливая и отдавая обратно, и снова усиливая и снова отдавая.
Кин был сильным, но и он не выдержал разделенной боли, унижения и извращенного удовольствия, которое экзекутор выжимала из его кровоточащего тела и щедро делилась, упиваясь и утаскивая с собой в омут безумия.
Крошке было хорошо. Чувственное мерзкое пресыщение вместе с физической усталостью накрыло её душным и тяжелым одеялом. Она был сыта и выжата. Хотелось обнять своего донора, утонуть в его изможденно-безвольном сознании и уйти вместе с ним в небытие.
Поднялась и осмотрела тело. Отпрепарированные полоски мышц и уже подсыхающие узкие ленточки кожи — все очень кроваво, очень болезненно, но не смертельно. Ажлисс так просто не убить. Элиз заботливо провела пальцами по открытым ранам, стимулируя регенерацию и останавливая кровотечение. Кин, не приходя в сознание, задрожал.
Потом она вылечит все это безобразие по всем правилам. Немного отдохнет, тогда и разбудит Кина. Вынужденная и ускоренная сканом регенерация, когда распаленные нервы, стимулированные её руками, начнут прорываться сквозь буйно соединяющиеся ткани — процесс тоже крайне болезненный и эмоциональный.
Продолжая держать жертву без сознания, Элиз с усилием подняла изорванное тело — бывший ажлисс был выше на голову и тяжелее, хотя заметно похудел за декаду экзекуций.
Пройдя через спальню, задержала дыхание и сложила мужчину в свою огромную ванну.
Включила теплую воду и не выдержала — мягкими любовными касаниями смыла кровь с лица спящего. Лицо она старалась не калечить. Хотя наказываемый видел себя в зеркальных стенах и потолке карцера, это добавляло ему негативные эмоции, которые экзекутору так легко усилить, расшатать и перевести в любовное возбуждение. Довести до экстаза, до полного изнеможения. Сознание преступника содрогалось от сметающих его волю боли, гнева, безнадежного отчаяния, бессильной ненависти к своему палачу, к самому себе. Разбивалось и расщеплялось, умирало от наслаждения, даже скрывшись в паузы разрешенного обморока.
Это было так близко, наполняло такими понятными, знакомыми и сильными чувствами. Приближало к смерти, возносило на пик удовольствия и сбрасывало в пустыню забвения. Опустошало. Уничтожало.
Элиз соскользнула в воду и легла сбоку, обняв израненное тело. Разрешила себе расслабиться, а теплая вода и убаюкивающая тянущая боль естественной регенерации, излучаемая донором, быстро усыпили её.
Она проснулась первой и, разбудив Кина, даже слегка расстроилась. И в то же время обрадовалась.
Кин там не был.
Пришло время. Во время последней экзекуции, умирая под её руками, а Крошка не заметила когда, Кин исчез. Не выдержал. Остался где-то там, вне. Нет, что-то ещё внутри изуродованного тела было, но этот пробудившийся обрывок сознания — это уже не был человек. Вместе с потом, кровью и спермой, вместе с криком и болью куда-то вытекла важная часть человека. То, что проснулось и смотрело из ванны, было не то. Внутри все еще живого тела шевелился ошмёток былого сознания, и это жаждало. Тянулось и просило. Жаждало и смотрело глазами идиота, которому обещали сладость.
Элиз передернуло. Пришло время.
Ради этого она живет и ради этого была создана.
Открыла слив, села верхом на заёрзавшее с готовностью тело и с отвращением заблокировала его. Грубо поддела кожу и вырезала полосу от плеча до локтя. И ещё. Снимала пласты мяса с груди и конечностей, плавая в кровавом мареве, держась за всё густеющий звон кровавого пульса. Раскачала, усилила… И на всплеске невыносимого шквала боли и отчаяния, полная своей и чужой жаждой, вскрыла напряженно выгнувшееся навстречу горло.
Убила.
Упала, унесенная взрывом абсолютной пустоты. Как будто умерла сама.
На время полного затмения в беспамятстве она перестала быть. Её душа ненадолго разлетелась в пыль, надорвавшись слишком сильным ощущением, и она исчезла из мира вслед за убитым.
Стала истинно безвольной куклой, и ничто не беспокоило её.
Это был её наркотик и её награда.
Очнулась.
Отлепилась от остывшего трупа. Сбросила слипшиеся от крови волосы в ванну, вызвала стюарда и заползла в душевую кабинку.