Смерть Хаоса

Модезитт Лиланд Экстон

Мне стало стыдно. Люди голодают, а я позволяю себе баловаться клюквицей.

– А где они живут?

– Где придется.

– К тебе часто наведываются?

– Бывает. Жалко ведь, особливо детишек.

Я вздохнул. Конечно, когда не видишь чужих бед, жить легче. Но, с другой стороны, облагодетельствовать всех обездоленных мне явно не под силу.

– И много в Кифриене таких, как они?

– Немало. Еда дорожает с каждым днем.

– Но почему?

Я не заметил особого роста расходов, но сообразил, что Кристал частенько в отлучках

и нам не приходится кормить слишком много ртов.

Рисса улыбнулась.

– Траты, конечно, увеличиваются, но у нас есть старые запасы: баранина, кукуруза, оливки. Теперь вот и курочки завелись. Я стараюсь беречь твои серебреники.

– Спасибо, – сказал я, допивая клюквицу. – Пойду, а то меня работа ждет.

– Конечно, мастер Леррис, – улыбнулась Рисса. – Сколько людей зависят от твоей работы.

Мне, честно говоря, вовсе не хотелось, чтобы кто-то от меня зависел. У меня самого имелось все необходимое для счастья: уютный дом, прекрасная жена, вдоволь еды, славный пони и ремесло, которое не только неплохо кормит, но и доставляет мне удовольствие. Но не думать о таких людях, как Гайси и ее дочери, я не мог.

– Вигил, – окликнул я паренька, вернувшись в мастерскую, – ты Гайси знаешь?

– К-кого? – Малый покраснел.

Я повторил вопрос, и он, заикаясь, признался, что по малолетству вместе с братьями таскал у Гайси еду, пока отец не поймал их за этим и не задал им хорошую трепку. Из его слов выходило, что Гайси прекрасно умела шить.

– Вот и замечательно, – сказал я. – Ты уже набил руку на своей каморке и курятнике, так что справишься и с новым заданием. Превратишь этот курятник в каморку на три кровати. Об очаге я позабочусь отдельно. А курятник потом построишь новый, я заплачу за древесину.

– З-зачем?

– Зачем-зачем… Может, мне и не под силу спасти весь мир, но могу же я позаботиться о хорошей женщине и ее детях. Только давай договоримся: пока не закончишь работу, ни Гайси, ни Риссе ни слова. Завтра поедем к твоему отцу подбирать материал. А пока занимайся кофром.

– Х-хорош-шо.

Конечно, постройка хижины для одной бедной женщины не решит всех тех проблем, с которым приходится сталкиваться Кристал, Каси и Кифросу, но, возможно, малость успокоит мою совесть. Неужто мне просто необходимо хоть в чьих-то глазах выглядеть героем?

Взгляд мой случайно скользнул по завалившемуся за верстак старому кедровому полешку, за которое я брался невесть сколько раз. В том, что из него рано или поздно должно проступить лицо, у меня сомнений не было, но вот чье это лицо, пока так и оставалось тайной.

Поглазев на полешко, я оставил его в покое и начал готовить письменный стол к окончательной отделке.

Вигил, работая над кофром, напевал, а вот меня не покидало ощущение, будто я зря не закончил дело с кедровым полешком. Но как его было закончить, если мне удавалось увидеть лишь приблизительные очертания лица. И никаких глаз.

LXXVI

Хайдолар, Хидлен (Кандар)

Над

хаморианскими позициями поднимается дымок, за которым следует глухой удар снаряда о стену близ городских ворот.

– Пушки демонов! Проклятые пушки демонов! – рычит Берфир, глядя на холмы за окраинами Хайдолара, а потом на облако пыли, клубящееся над стеной.

Примерно в тридцати локтях по правую руку от герцога участок стены с треском и грохотом проседает и осыпается в сухой ров. Надо рвом вздымается новая туча пыли.

– И откуда они берут столько пороха? – бормочет Берфир.

– Что? – спрашивает приземистый офицер в расшитом золотом красном мундире.

– Не обращай внимания, – отмахивается герцог, спеша по стене к месту пролома. Пальцы его непроизвольно сжимаются на рукояти трофейного пистолета.

Грохочет орудийный залп. Брешь в стене, напротив дороги на Джеллико, расширяется.

Герцог выхватывает пистолет и, встав за зубцом стены, стреляет в сторону вражеских позиций. Потом перезаряжает пистолет и стреляет снова. Потом снова.

Осаждающие продолжают методичный артиллерийский огонь. С каждым залпом брешь становится все шире, а куча каменного крошева под стеной – все выше.

Герцог достает из поясного патронташа последние патроны, и один из них, выскользнув из его пальцев, со звоном падает на камень.

– Проклятое демонами оружие! – бормочет Берфир, поднимая патрон и неловко заряжая пистолет. – Годится только для женщин и чародеев, которые не смеют встретиться с противником лицом к лицу. Им может воспользоваться всякий – не нужно ни силы, ни умения… Тьфу!

Герцог выглядывает из-за зубца и присматривается к возведенным за пределами досягаемости стрелы укреплениями осаждающих. На земляных валах не видно ни одного солнечного дьявола, лишь после каждого залпа над ними поднимается пороховой дым.

Наконец он убирает пистолет в кобуру и направляется к западной оконечности северной стены, где укрыта последняя ракетная батарея.

Вражеские снаряды сбивают со стены несколько зубцов. Рука герцога непроизвольно тянется к рукояти меча, но он отдергивает ее и продолжает свой путь.

– Нуал! – приказывает Берфир командиру по прибытии в расположение батареи. – Сосредоточь весь огонь на их пушках. Только на пушках!

– Мы стараемся, милостивый господин, но орудия укрыты за валами и насыпями. Очень трудно попасть.

– Ты уж постарайся.

– Есть.

Ракеты устремляются к хаморианским позициям, но взрываются на прикрывающей артиллерию насыпи.

– Выше целься! – командует герцог. – Выше!

– Есть.

Ракеты взлетают по более крутой дуге, но только одна из них перелетает за неприятельские валы.

Ответный залп вражеских орудий разносит остатки северо-западной башни. Вместе с раздробленными камнями вниз сползают тела нескольких лучников.

Несколько мгновений Берфир смотрит на дым, а потом быстро сбегает вниз по каменным ступеням.