Смерть и две королевы
Шрифт:
Бойтесь чужих судеб, особенно судеб великих! В их жизни больше трагедий и слез, отчаяния и кошмара, чем кратких мигов славы и успеха. Среди известных людей невиданный процент душевнобольных, наркоманов, алкоголиков, извращенцев… Скрытое от глаза за их голливудскими улыбками, все это льется на вас с портрета беспрерывным потоком астральной грязи, зарядом черной энергии…
— Ну и газеточки ты читаешь! — громко фыркнула Могилева. — Зачем ты ее мне дала?
Карамазова снисходительно ткнула пальцам в середину листа, и только тогда Наташа заметила под ним маленькое, всего в три
Ведьма Иванна Карамазова,
дорого, обращаться в крайнем случае.
(Мертвых не оживляю).
Наташа в упор уставилась на свою визави.
— Ага, — подтвердила та. — Я не писательница. Я — ведьма!
— Ясно, — мгновенно набычилась певица. — Только я не верю во всю эту фигню. Ни в маячки привлекательности, ни в гадание на засушенных насекомых…
— Твои проблемы, — улыбнулась Иванна. — Веришь ты в это или нет, но земля все равно вертится, а я — ведьма.
— Чем докажешь? — быстро спросила Наташа.
— Это не вопрос, а допрос, — отрезала Карамазова, — и я не стану на него отвечать.
Получалось, что разговор закончен и остается лишь встать и уйти, так и не выяснив то, зачем она пришла сюда на самом деле.
— Послушай, — сдалась Наташа, — там в больнице со мной случилась одна непонятная штука. Конечно, это скорее всего совпадение. Но такое странное… Ночью я столкнулась в коридоре с одним человеком… мужчиной… его везли на операцию. Я никогда его не видела, но он посмотрел на меня и сказал: «Слушай, Натали…» Я вначале подумала: он просто узнал меня. А потом поняла: он не мог меня узнать! У меня же все лицо было замотано бинтами! Но самое страшное, утром я выяснила: он так и не доехал до операционного стола. Он умер. Все случилось так, как ты говорила… «Мужчине ничем не поможешь, я даже не знаю, кто он». И это действительно был незнакомый мужчина, и никто не смог ему помочь. А эти его слова мне… они, получается, были его последними словами.
— Вы догадываетесь, о каких растратах Владимир Костин говорил перед смертью? — жестко спросил опер.
Он вызывал ее уже не первый раз, неприкрыто пытаясь повесить на Ольгу безнадежное дело. Но она не боялась ни его, ни его обвинений, ни даже возможной тюрьмы. С тем же успехом он мог запугивать железный сейф в углу своего кабинета, стул, на котором сидел, и покойного Владимира Костина, похороненного три дня назад среди сосен Лесного кладбища.
— Нет. — Ольга устало помотала головой.
— У нас есть свидетельство санитара, — в сотый раз припугнул он ее, сотрясая упомянутой бумажкой. — Убитый обращался к вам: «Слушай, Натали…» Ведь это же, кажется, ваш псевдоним?
— Да, — в сотый раз подтвердила она.
— Речь шла о растратах. Судя по всему, не малых. Покойный называл себя «последним», то есть лохом. И обвинял во всем вас, угрожая, что вы поплатитесь жизнью.
— Дайте мне прочитать! — в тысячный раз взмолилась Ольга. — Это очень важно для меня!
— Не положено, — в тысячный раз отказал он. — Вам прочтут ее в зале суда. Я таких, как вы, сотню видел! Мы докажем, что вы украли или каким-то другим, догадываюсь
— Дайте мне прочитать, что он сказал, — попросила она в тысячу первый раз.
Опер не удостоил ее ответом.
— Сальников, быстро!.. Там!.. — В дверях появилась коротко стриженная голова и состроила страшную рожу.
Что именно нужно сделать «быстро» и где «там», рожа объяснять не стала, но Олин мучитель, видимо, понял, о чем речь, и позорно занервничал.
— Ладно, давайте сюда ваш пропуск… подпишу…. — неприязненно процедил он, явно отрывая Ольгу от сердца. — Вы обязаны явиться сюда завтра в 10.00.
Спешно сунув бумажку в папку и вытолкнув подозреваемую из кабинета, опер рысцой побежал в другой конец коридора в сопровождении обладателя стриженой головы. Оля побрела к выходу… Остановилась. Задумалась. Неуверенно потопталась на месте. И вдруг пулей бросилась в незапертый впопыхах кабинет, а затем тем же макаром из него, прижимая к груди вожделенную бумагу.
На улице она развернула ее и запрокинула к небу лицо, исполосованное слезами.
— И как ты отнеслась к этим словам? — вежливо спросила Карамазова. И Наташу кольнуло странное, обидное чувство, что ведьма заранее знала все, что она рассказала ей, и все, что она собирается ей сказать.
— Ну, ясно как, — храбро произнесла Наташа. — Я не восприняла их серьезно. Но в голову они запали намертво. Каждое утро, просыпаясь, я сразу их вспоминаю и думаю: «Неужели мне осталось жить только 365 дней?!» А теперь и того меньше — 358. Прошла целая неделя, — в ее голосе послышалась истерика. — Боже ж мой, что можно успеть за год!
— А чем ты занималась эту неделю? — назидательно спросила Иванна.
— Да мне будто перец между ног вставили! — не то пожаловалась, не то похвасталась Могилева. — Вскакиваю в шесть утра и ношусь по городу, как безумие. Всех на ноги поставила. Все пашут. Семь студий Киева делают мне аранжировки к песням. Я за ночь написала новый альбом. Я ведь год висела в кризе! Я ничего не сделала в жизни! Я назначила на послезавтра съемки клипа. Через два месяца — сольник. Уже заказаны декорации. Но все равно это мало. Так мало… — Певица порывисто схватила Иванну за рукав. — Знаешь, я приняла кардинальное решение. Я выйду замуж за Олега и попытаюсь за этот год родить ребенка! Я все откладывала, переживала, как совместить с карьерой… Думала, где-то после тридцати… Но если мне остался год, клянусь, я сделаю за это время столько, сколько другие за жизнь не успеют! Я буду не я! Вы меня еще не знаете!
— Memento mori… Carpe diem1! — подытожила ведьма. — Выходит, ты веришь в пророчество покойного?
— Конечно нет! — искренне возмутилась певица столь порочащему ее предположению. — Я же ясно сказала, что не верю ни в магию, ни в чертовщину! Но мне страшно… Мне жутко страшно! Мамочки… — плачуще простонала она.
— Понятно, — улыбнулась Иванна. — Давай-ка я все же попытаюсь ответить на твой вопрос. Хоть вряд ли ты его переваришь…
Ведьма дернула острым подбородком в сторону каминной полки: