Смерть и корысть
Шрифт:
— Скажите Нордио, что мне сейчас некогда, — отзывается Конти, застегивая пиджак.
Напоследок Матильда ловко поправляет платочек в верхнем кармане и отстраняется, чтобы дать Конти пройти.
Вилла «Беллосгуардо» за несколько часов потеряла все, что так расхваливал рекламный проспект мадам Лилианы, — привлекательность заповедного уголка. Посреди центральной аллеи с открытым багажником стоит «альфа ромео» следственной бригады; чтобы пропустить машину Конти, ее приходится отогнать в сторону. На шоссе у ворот — «скорая помощь» и патрульная машина карабинеров,
Кроме того, в великолепном саду перед виллой он видит лимузин Де Витиса, за рулем которого все еще сидит терпеливый Луиджи, малолитражку судебно-медицинского эксперта, профессора Липпи, и армейский грузовичок.
Конти быстрым шагом направляется в дом, заходит в столовую и видит прокурора, с горестным видом сидящего в кресле стиля рококо. Де Витис смертельно бледен, руки у него трясутся, верхняя губа судорожно подрагивает в такт невнятному бормотанию. За дверью слышен голос заместителя министра, который объясняет кому-то, что он тут совершенно ни при чем, понятия не имеет, что здесь произошло, он просто ехал к Де Витису по делам службы. Когда Конти появляется на пороге, Каррерас обращается к нему решительным тоном человека, привыкшего находить выход из гораздо более затруднительных положений:
— Вот скажите, доктор Конти, скажите им, что я приехал повидаться с прокурором… Верно ведь? Вспомните, мы говорили с нами по телефону, это легко проверить, я звонил с заправочной станции «Эссе», которая сразу за башней Леричи, расскажите все, что знаете, тут вышло недоразумение. Проясните эту досадную ситуацию — я приехал по дедам и влип в такую скверную историю. У меня в кармане приказ о вашем назначении, как раз это я и собирался здесь обсуждать, вот, смотрите сами… — предъявляет ему бумагу, словно неопровержимое алиби.
Когда Конти входит в изысканно-жеманную, в венецианском стиле спальню флигелька, его пробирает неподдельная дрожь: на измятом и без всякого сомнения греховном ложе лежит несчастная мертвая Луиза, все еще голая, открытая похотливым взглядам по меньшей мере полдюжины мужчин. Конечно, эти люди давно привыкли к подобным зрелищам и они с уважением относятся к его горю, но все же они чужие люди и должны испытывать подленькую радость от того, что могут любоваться таким редким зрелищем совершенно безнаказанно, прикрываясь служебными обязанностями.
Быстрым, властным движением Конти поднимает край голубого покрывала и прикрывает остывшее тело жены — его жены, которая как будто наконец обрела покой.
Потом он звонит в прокуратуру, вызывает Нордио и говорит ему коротко и четко:
— Ты должен приехать — понимаешь, это моя жена… Я не могу заниматься этим делом, только, пожалуйста, поскорее… Знаю, знаю, но, повторяю, это особый случай.
Бессильно уронив руки, безучастный, выходит он в сад и падает на белый лакированный стул. Его поникшие плечи и неподвижно устремленные в глубь аллеи глаза явно дают понять, что никаких выражений сочувствия ему не требуется.
Морской
Хоть бы поскорее приехал Нордио, думает он, но вместо Нордио появляется Вердзари со своей собачищей, которая уже в нескольких шагах от Конти принимается лаять, вызывая справедливые нарекания хозяина:
— Тихо, Ронда, тихо, это же наш главный прокурор, тихо… — Он поворачивается к Конти. — Вы должны ее простить, она ведь нервничает… — и, ухватив собаку за ошейник, продолжает соболезнующим тоном: — Поверьте, я понимаю, насколько это сейчас неуместно, но это мой долг… в нашей работе не имеет значения, отец ли, мать ли…
Он чуть было не сказал «жена ли», но в этот момент появившаяся из-за его спины Этторина Фавити перебивает его в порыве чисто женского сострадания:
— Ей-богу, комиссар, имейте хоть каплю жалости, не видите разве, в каком он состоянии… Ах, ваше превосходительство, до чего это тяжело… Такая красивая женщина! Нет, вы только посмотрите на него! Позвольте, я…
И прежде чем Вердзари успевает позволить, а Конти воспротивиться, сострадательная женщина неуклюжим, но стремительным движением вытаскивает платочек из верхнего кармашка прокурора, чтобы вытереть его вспотевший лоб.
Ронда прыгает вперед и яростно лает: к ногам Конти падает кусочек веревки — точно такой же, какой была связана убитая.
Если бы не Вердзари, машинально сунувший руку в карман и извлекший оттуда на свет Божий кусок подобранной у ограды веревки, Конти даже не заметил бы, что случилось.
— Вы что-то уронили, господин прокурор…
Конти подбирает обрывок и рассеянно вертит сто в руках. Без сомнения, это та самая нейлоновая веревка, которую вынул из кармана Вердзари и которой была задушена Луиза. И поскольку это тут же становится очевидным для всех присутствующих, Конти чувствует, как они обступают его, не оставляя пути к спасению.
В это время на аллею въезжает машина Нордио, и, когда коллега приближается с явным намерением выразить глубокую скорбь и искренние соболезнования, Конти вынужден вручить ему загадочный кусок веревки, словно она предназначена для его собственной шеи.
3
Щекотливое дело. Обязанность всякой уважающей себя ищейки. Что есть истина?
Верная Ронда всю ночь бодрствовала вместе со страдающим бессонницей хозяином, а теперь, когда наступило утро, стоит у постели и виляет хвостом, словно читает его мысли. И Вердзари по привычке решает поделиться с ней этими мыслями:
— Ну, Ронда, что ты об этом думаешь? Интересные дела, верно? Этот тип душит свою жену, потом отрезает конец веревки, один кусочек кладет себе в карман на память, остальные раскидывает по дороге. А маскировочный костюм он бросает на самом виду на склоне, у обочины автострады. Ну, положим, он был в возбужденном состоянии и вообще он меланхолик, доведенный до крайности стечением обстоятельств, которые в конце концов его раздавили… Тихо, собачка, тихо, ночь, конечно, была скверная, но сейчас я в порядке, успокойся, сейчас я встану… Именно это меня и настораживает: случайны ли все эти обстоятельства или же подстроены нарочно?