Смерть и любовь в Гонконге
Шрифт:
– Так решил семейный совет, Фриц.
– Умертвили…
– Они считают – спасли.
– У него следы на горле!.. Его задушили!
– Да. У нас для этого веками используют шелковый шнурок.
– Это убийство! – вскричал Меркер. – Они умертвили его, чтобы не отправлять на сушу! Просто-напросто задушили, хотя в госпитале его поставили бы на ноги! Что они за люди?
– Они твои пациенты, Фриц… и живут по собственным законам. Ты должен свыкнуться с этой мыслью. Здесь рождаются на воде – и на воде же умирают. Ты ничего не изменишь, Фриц! – Доктор Мэй обнял Меркера за талию. – А теперь
– Убийцы… оплакивают убитого?! Абсурд! Я сообщу в полицию!
– Тогда тебе не стать доктором с джонки. Надо научиться смотреть истине прямо в глаза.
– Да ведь это ад!
– Попробуй сделать то, на что я оказался не способен: перестрой джонку в госпиталь, в больницу. Все, что находится на воде, устроено прочно.
– Сейчас я просто раздавлен, – почти беззвучно прошептал доктор Меркер. – Раздавлен и смят.
Он бросил прощальный взгляд на спокойное лицо мертвеца и, задрожав всем телом, отвернулся. Монотонное песнопение прабабушки причиняло ему физическую боль. Он поспешил выйти из помещения и полной грудью вдохнул сырой морской воздух. Еще и еще раз. Доктор Мэй последовал за ним несколько минут спустя. Прочитав над мертвым короткую молитву, он положил ему на грудь маленького бумажного дракона. Мэй тайком от Меркера пронес его с собой: кому, как не ему, знать своих «водных китайцев».
Расследование дела о взрыве дома Тиня не дало почти никаких результатов. От водителя остались буквально клочки. Единственное, что выяснилось – это марка фургона и что он использовался для перевозки белья одной из прачечных. Поскольку в Гонконге прачечных не меньше двух тысяч. Тинь от проверки отказался: нет ни малейшего шанса…
Надо сказать, Тинь горевал о своем доме. Не столько о здании, сколько о коллекции часов и маленьком песике Йойо. И пусть Йойо был престранной помесью каких-то неясных пород, Тинь привязался к нему если не всем, то хотя бы половиной сердца.
То, что Меркер не давал о себе знать, заставляло его сильно нервничать. Тинь в нем нуждался. И срочно. В данном случае разложение печени шло куда интенсивнее, чем обычно: уже через сутки на теле и лице появились заметные признаки желтухи – а значит, конец уже близок. От ее застывшей улыбки даже такому профессионалу, как Тинь, делалось нехорошо. Шеф полиции его избегал… он не желал иметь ничего общего с умирающей, доживавшей последние часы в одной из комнат полицейского управления.
Около полудня доложили о приходе нежданного посетителя: Джеймс Маклиндли собственной персоной.
Ему не пришлось дожидаться долго, через пять минут его пригласили в кабинет Тиня. Тот поднялся навстречу с озабоченным лицом.
– Кого у вас убили, сэр? – спросил он. – Мы ни слухом ни духом…
Несколько секунд Маклиндли пребывал в замешательстве. Он смотрел на Тиня как на человека, отпустившего в присутствии дам грязную шуточку.
– Почему убили? – удивился он. – Взломали!..
– Это по части Четвертого управления. А у нас уголовный розыск.
– Ну, я полагал, поскольку мы с вами знакомы… У меня с полицией вообще никаких контактов нет, а вот видите, потребовались. Мне ничего подобного и в голову не приходило…
«Да, тебе всегда везло, старый
– Чем могу служить, сэр? – вежливо спросил он. – Что у вас похитили?
– Ничего.
– Не понял?
– Дверь в мой кабинет взломали, перевернули в нем все вверх дном, выпотрошили шкафы. Но ничего не пропало! В ящике письменного стола лежало десять тысяч долларов наличными… их не тронули! Это меня особенно смущает. Любой вор наличные прикарманит в любом случае!
– И впрямь загадочная ситуация. – Тинь выпятил нижнюю губу. – Проникнуть в ваш дом и взломать дверь – высший пилотаж. Ваша личная охрана плюс электронное наблюдение за каждым уголком и там и в парке, да еще дополнительная сигнализация в доме – а грабитель тем не менее в нем оказался и преспокойно проник в кабинет. Вы сами как это объясняете?
– Я потому к вам и приехал, что никакого объяснения не нахожу, – тяжело вздохнул Маклиндли. – Да, я не нахожу ответа на этот вопрос: что искал злоумышленник? Я уже звонил моему доброму другу доктору Меркеру, но его в госпитале нет. Не знаете случайно, где я могу его найти?
– Вы считаете… доктор Мелькель вашу беду рукой разведет? – Комиссар Тинь постарался скрыть улыбку.
– Я же сказал: доктор Меркер мой добрый друг. Хотите – верьте, хотите – нет, но это так. Знаете, как мало людей, с которыми можно поговорить… от сердца к сердцу? Доктор Меркер из таких. Знакомых у меня тысяча, если не больше, и каждый рад пожать мне руку. А вот друзей у меня нет. Я человек недоверчивый и подозрительный, господин комиссар. Начиная с определенной суммы годового дохода, мы как бы попадаем в зону разреженного воздуха. Видя улыбающегося мне человека, я спрашиваю себя: да полно, разве он тебе улыбается, а не твоему банковскому счету? Волей-неволей почувствуешь себя одиноким.
– Я бы не стал сопротивляться, если бы мне насильно всучили хотя бы сотую часть вашего состояния, – не к месту развеселился Тинь. – И не думаю, что из-за этого стал бы страдать от одиночества. Скорее наоборот.
– Вот видите: наоборот! Отсюда и моя недоверчивость. В этом смысле доктор Меркер действительно хороший друг. Материальные ценности его не занимают. – Маклиндли посмотрел на свои руки. – Так вы не знаете, куда он запропастился?
– Попытаемся реконструировать вторжение в ваш дом, – с почти сатанинской радостью уклонился от прямого ответа Тинь. – Итак, преступнику удалось проникнуть в ваш кабинет, он взломал все шкафы и ящики, но ничего не взял.
– Именно так.
– Наверное, он искал какой-то документ.
– Документы я храню исключительно в банковских сейфах. Или в домашнем сейфе, местонахождение которого известно мне одному.
– И поскольку сигнала тревоги не последовало, можно предположить, что преступник дверь в кабинет не взламывал – то есть это один из ваших служащих или лакеев, которые знают в доме все входы и выходы. Он не перелезал через ограду и не пробирался через ваш сад – при такой охране это исключено.
– Верно. – Маклиндли смотрел мимо комиссара Тиня. – А ночью вдобавок ко всему по парку бегают два тигра.