Смерть и прочие хэппи-энды
Шрифт:
Мы приближаемся друг к другу, и я вижу, что у него темные вьющиеся волосы, развевающиеся над приподнятым воротником хорошо скроенного черного бушлата. Конечно же, он слишком ухожен, чтобы быть опасным, успокаиваю я себя.
В любом случае он погружен в свои мысли и даже, кажется, не замечает меня, так что мне сразу становится стыдно за необоснованные подозрения. На самом деле он довольно красив, и я отвожу взгляд, пожалев, что не накрасилась и не уложила волосы.
Мысленно смеясь над своим тщеславием, я продолжаю идти, не
И прежде чем я успеваю принять решение, незнакомец вдруг говорит:
– Доброе утро! Милая у вас шляпка.
Я касаюсь головы, словно не помню, что на мне надето… А-а, берет.
– Спасибо, – откликаюсь я, опустив голову и пряча улыбку.
– Прекрасный день! – продолжает он и останавливается, что заставляет меня остановиться тоже.
– Да, – говорю я. – Так красиво. Холодно только. – Боже, это звучит, как будто я жалуюсь?
– Что привело вас сюда в этот час? Где-то тут ваша собака? – Он оглядывается по сторонам.
– У меня нет собаки, – отвечаю я, гадая, так ли выглядят серийные убийцы. – У вас тоже?
– У меня тоже, – признает он. – Мне просто нужно было прочистить мозги, подышать свежим воздухом. Выдалось трудное утро.
У него обаятельная улыбка, мгновенно чарующая.
– Честно говоря, приятно с кем-то поболтать. Я был так погружен в свои мысли, что казалось, схожу с ума.
– Забавно, и у меня то же самое, – замечаю я.
Если он и серийный убийца, то очень симпатичный, надо признать.
– Слава Богу, что вы понимаете, – произносит он, – и не думаете, будто я чокнутый.
Я ощущаю неловкость.
– О, я понимаю… – говорю я.
– А вы отчего сходите с ума?
Ответ сам слетает с моего языка. Непонятно почему. Из-за его голоса? Его улыбки? Из-за моей потребности в очищении?
– Ну, если вы действительно хотите знать, мне осталось жить семьдесят девять дней.
ЧТО? Зачем я это сказала? Даже если не брать в расчет мою точность (спасибо, календарь), почему я выложила это незнакомцу?
Я могла сказать что угодно. Проблемы на работе. Просроченная кредитная карта.
Кажется, я нашла верное средство обрывать разговоры. Незнакомец выдыхает с неподдельной растерянностью:
– Это ужасно!
И смотрит на меня в потрясении. Я отвечаю таким же взглядом, прикусив губу и жалея, что не могу вернуть вырвавшихся слов. Кажется, они, как в комиксах, пылают в огромном пузыре над моей головой.
– Не очень, – продолжаю я. – Извините. Мне не стоило говорить это. Я не искала сочувствия.
На его лице появляется выражение сострадания.
– Это просто… я постоянно думаю об этом…
– О, могу себе представить. Это естественно, так что не извиняйтесь. Я рад, что вы мне рассказали. Это я должен извиниться.
Выражение его глаз внушает доверие.
А затем происходит нечто чрезвычайно удивительное, как будто кто-то другой взял на себя ответственность за ситуацию: я вдруг резко шагаю к нему и целую. В прямом смысле.
Прямо здесь! Я вижу его удивленное лицо и целую в полуоткрытые губы.
И знаете что? Он целует меня в ответ!
Да!
Он делает это!
И вдруг мы оказываемся будто склеены в единое целое: обнимаемся, целуемся, и он обхватывает меня, согревая от холодного воздуха. Поцелуй все длится. Мучительный, бесконечный. На его губах вкус сигарет и мяты. Мы раскованы друг с другом так, словно давно знакомы.
Он поднимает меня и, закружив, переносит под защиту массивного бука, сбрасывает с меня шляпку, проводит рукой по волосам. Мы падаем на землю, и наши губы неохотно размыкаются, когда я кладу голову на его грудь.
Амбровый запах от его мягкого шерстяного джемпера смешивается с ароматом его кожи, который еще сильнее меня возбуждает.
Он обнимает меня и вновь притягивает к своему лицу, разворачивает так, что я оказываюсь рядом с ним на траве на боку, прижатая к его телу. Глядя мне в глаза, он гладит меня по щеке, а потом опять находит губами мои губы.
Он пробуждает давно забытую часть меня: моя кожа отзывается на его прикосновения, когда он снимает с меня одежду, а мои руки, в свою очередь, раздевают его. И наш земляной матрас, грубый и бесформенный, становится для нас мягче пуховой перины.
Мы путаемся в одежде друг друга, шарфы и ремни, пуговицы и крючки превращаются в сложные творения рук человеческих, от которых необходимо поскорее избавиться. И когда нам это удается – довольно неуклюже, но быстро, – мы прижимаемся друг к другу обнаженной кожей.
Между поцелуями мы смеемся, глядя друг другу в глаза; удивительное очарование перевешивает чувство осторожности и страха.
Никогда раньше я не чувствовала себя такой свободной.
– Все нормально?
– Да, – выдыхаю я.
– Могу я?..
– Да.
Случается неловкий момент, когда он входит в меня, но потом его руки переплетаются с моими, и мы смотрим друг на друга без смущения, улыбаясь, смеясь, целуясь и занимаясь любовью, как это всегда и бывает. Как и должно всегда быть. Он обхватывает мои ягодицы, защищая меня от трения о землю, и новый угол моего таза только усиливает ощущения.
Я в полной гармонии с его телом, мой разум погружается в ритм каждого пульсирующего толчка. Мое дыхание учащается, кровь бурлит во мне – такой живой, ожившей, пока все мое тело не содрогается и я не кричу, забываясь и освобождаясь от тысячи горестей. Когда он кончает, то зарывается лицом в мои волосы и долго рычит от наслаждения, прижимаясь к моей коже. Он целует мою шею, а потом всей тяжестью своего тела наваливается на меня.