Смерть и прочие хэппи-энды
Шрифт:
Она кашляет:
– Да.
Я жду.
Она делает глоток чаю, смущается:
– Я удалила важный файл, а затем запаниковала и обвинила в этом его. Я имею в виду… его можно восстановить, ради Бога… Нам нужен только один из техников-специалистов.
– Я понимаю, Дебора, правда, понимаю. Это не дает права на такую реакцию.
Я говорю сочувственно. Затем объясняю различные последствия официальной жалобы. Это не то, что стоит делать необдуманно.
Она слушает, несколько раз порывается возразить, затем бросает на меня удрученный взгляд и пожимает плечами:
– Да уж. Простите, Дженнифер. Я думаю, мне просто нужно
– Спасибо, – говорю я.
– Так… Наверно, мне стоит просто оставить все как есть?
– Нет, вовсе нет! – возражаю я. – Нам совершенно неоходимо с этим разобраться. Пустить все на самотек – это не то, что я имела в виду. Нет, я поговорю с Итаном.
– Это так неловко.
– Поверьте, это будет менее неловко, чем при подаче официальной жалобы. Вы заслуживаете извинений. Я добьюсь этого. И возможно, если вы чувствуете, что это продвинет дело, я устрою для вас обоих беседу в этом кабинете. Чтобы он мог официально извиниться. Если откровенно, я думаю, что он уже раскаивается, хотя мне все равно нужно потолковать с ним.
Дебора вздыхает:
– Тогда ладно. Если вы считаете, что так будет лучше…
– Считаю. А сейчас – почему бы вам не пойти домой? Я поговорю с Итаном. Затем вы оба успокоитесь, и завтра мы все уладим. Полагаю, он никогда не говорил так с вами раньше?
– Никогда.
– Все будет хорошо. Идите домой.
– Вы правы. Спасибо. – Дебора встает. – И я буду рада поговорить с ним завтра. Я сожалею, что спровоцировала его. Думаю, я просто устала…
– Если честно, Дебора, я отлично вас понимаю.
– Да. – Она улыбается, не обращая внимания на иронию. – И спасибо за этот разговор, Дженнифер. Я знаю, насколько вы заняты. Я правда это ценю.
Я наблюдаю, как она выходит из кабинета, и думаю о том, что «сука» звучит не так плохо по сравнению с «редкой болезнью крови». Интересно, будут ли мне теперь казаться банальными все чужие проблемы и травмы?
Так или иначе, на короткое время, погрузившись в неприятность Деборы, я забыла о собственной проблеме. Мне приходит в голову, что я должна работать так долго, как только смогу. Я должна постараться забыть о себе. Однако, надо думать, это непросто.
– Ты привыкнешь к этому, – говорю я вслух, обращаясь к себе.
И вздрагиваю.
Господи! Теперь я разговариваю сама с собой.
Я начинаю сходить с ума…
Я должна кому-нибудь рассказать! Не могу больше держать это в себе. Мне необходимо избавиться от этого самого мрачного из возможных секретов.
Бедная Оливия! Чего только иногда не приходится терпеть лучшим подругам… Мне жаль…
Я быстро набираю ей сообщение прежде, чем снова начну сомневаться, чтобы не было возможности сдать назад:
«У меня непростая новость. У тебя будет время заскочить вечером?»
Я меряю шагами кабинет. Постоянно проверяю экран телефона. Убеждаюсь, что батарея не села и мобильный не в беззвучном режиме. Десять минут словно растянулись на десять часов.
Динь-динь!
«Конечно. Насколько непростая? Принести тортик?»
«Да ((»
«Ох-х. У меня встреча, которая должна закончиться в 18.30, а потом сразу приду. Чизкейк?»
Если откровенно,
«Прекрасно».
Я пока не могу отказаться от этого стиля общения.
Вернувшись домой, я долго глазею на свое отражение в зеркале ванной, словно проверяя, что это действительно я. То же отражение я видела вчера, и позавчера, и позапозавчера. Но сейчас я уже не такая. Все изменилось. И правда заключается в том, что я все еще не могу это принять. Я цепляюсь за отрицание, потому что оно безопаснее. Кто посмеет упрекнуть меня в этом? Но я должна открыться хоть кому-то. И под конец дня, когда вы одиноки, это то, на что подписывается лучшая подруга: в беде или в радости, в болезни и в здравии.
Оливия стоит на моем пороге, тяжело дыша, как будто бежала всю дорогу от офиса. Ее темно-рыжие волосы небрежно собраны на затылке, открывая раскрасневшиеся щеки.
Она одета в белую рубашку, открытый плащ и шелковые брюки цвета хаки с красной отделкой по бокам, подчеркивающие ее длинные стройные ноги.
Оливия работает в индустрии моды, что всегда было кстати, потому что я ходила с ней на все распродажи. Так что, хоть я и застряла в стиле офисных костюмов, по крайней мере они все были прекрасны. Обратите внимание, что я уже использую прошедшее время!
Оливия протягивает мне коробку, перевязанную лентой.
– Чизкейк, – поясняет она. – Что стряслось? Выглядишь дерьмово. Без обид.
– Я не обижаюсь. Хочешь выпить?
– Да. Чай. Бильдерс [5] , пожалуйста.
– Я имела в виду настоящую выпивку.
– С чизкейком?
– У меня есть закуска.
Оливия глядит на меня с подозрением:
– Сейчас не подходящее время для чизкейка, да?
– Не совсем.
– Ты меня пугаешь.
– О, не волнуйся. Это не так ужасно, – лгу я, потому что ощущаю ее возникшую нервозность. Я не уверена, что должным образом подготовила Оливию к своему откровению. Да и разве к такому можно как следует подготовить? – Виски?
5
Builder’s tea – марка английского чая.
– Черт, дорогая! Мы же не пьем виски! Что происходит, Дженнифер? Тебя уволили?
– Сначала выпьем, – настаиваю я на своем. – И меня не уволили.
Мы наливаем себе в стаканы на два пальца односолодового виски, перемещаемся с ним из кухни в гостиную и садимся друг напротив друга.
Оливия пристально смотрит на меня:
– Мы поболтаем о погоде или перейдем сразу к делу?
Мою шею сводит спазм. Губы не двигаются. Я отпиваю виски для «голландской смелости» [6] . Что вообще означает это выражение – «голландская смелость»? Я пытаюсь подобрать определение.
6
Голландская смелость – храбрость во хмелю, пьяная удаль, море по колено (английская идиома, возникшая во времена англо-голландских войн XVII–XVIII вв.). – Примеч. ред.