Смерть и прочие неприятности. Opus 2

Сафонова Евгения

…без чего она не сможет жить?

— Иди.

Она почти его ненавидела. За то, что так осторожно, так великодушно говорит лишь то, что не могло ее удержать. Почти так же, как себя — за то, что отчаянно, до боли в кулаках, до крови под ногтями хочет быть удержанной.

…не сможет…

— Ну же, — сказал Герберт.

Шепот обескровленных губ звучал страшнее крика.

В прореху Ева врезалась почти бегом.

Она ждала головокружения. Давления. Хоть чего-то. Но переход лишь хлестнул по лицу ливнем, после горной зимы казавшегося

теплым. Когда, по инерции пробежав еще немного по пустой дороге, Ева посмотрела назад, там не было ничего, кроме размытого желтого абриса фонарей.

Выбор сделан и подтвержден. Мене, мене, текел, упарсин. Вычислено, измерено, проверено.

Эксперимент завершен успешно.

Она постояла в дождливых сумерках — осознавая, что сделала, или хотя бы пытаясь. Смутно вспомнив, что к ближайшему выходу идти как раз туда, где была прореха, развернулась.

Лишь добредя до пруда, отзывавшегося на песню дождя веселой рябью, поняла: ждать, что следующий шаг вернет ее под рассветное небо, не стоит. История «Ева Нельская» обзавелась подзаголовком «или туда и обратно». Жирной, бесповоротной точкой в конце, подводящей двойную тактовую черту.

Они так и не сказали друг другу «прощай».

Первый шаг с этим знанием дался тяжело, точно вместо плавного откоса плиточной дороги перед ней вздымались последние сто метров вершины Эвереста.

…«хоть представляешь, дурилка, что с тобой будет, если вернешься оттуда»…

Следующие были легче.

Ева шла сквозь сумерки, пахнущие мокрой землей и немного — бензином. Не чувствуя ничего, даже дождя. Шла к сестре. К родителям. Домой.

Если она и плакала, весенний ливень слизывал слезы с ее лица.

Глава 24. Fine

("прим.: Fine — конец (муз.)

Мелодичное бульканье скайпа раздалось, когда Ева всыпала в миску с будущим тестом для печенья первый стакан муки.

— Привет, коть! — Дина Нельская — двадцать девять лет, всемирно известный киберспортивный комментатор и начинающий покоритель горных вершин, в расстегнутой куртке и флисовом свитере с оленями — радостно помахала сестре, сидя на фоне панельной обшивки стены высокогорного приюта. — Рада, что ты дома, как все нормальные люди, а не потеешь на «Щелкунчике».

— Привет, альпинист! — Ева Нельская — двадцать три года, студентка третьего курса МГК им. Чайковского, с осени артистка оркестра Большого Театра — поставила на паузу «Оле More Time, One More Chance», лившую печальные гитарные переборы из колонок ноута. — Ну да, не доросла еще играть в новогоднем спектакле с Рождественским.

— Это пока! Помяни мое слово, в следующем году уже будешь в основном составе.

— Пожалей меня, а? И так после этой сессии хвостатая по правоведению. — Ева села со смартфоном на стул, прикрытый тряпочной сидушкой в фиолетовый ромбик. — Вы в приюте, значит?

К вершине Эвереста Динка решила двигаться постепенно. Начала с Монблана, продолжила Араратом, а на этот Новый

год сделала себе еще один подарок — Эльбрус. Зимнее восхождение считалось тяжелее летнего, но Динка только отмахивалась «с Эверестом не сравнить».

— Ага! Здесь клево. Горячая вода, даже голову можно помыть. И вон еще какая красота! — сестра отвела мобильник в сторону. Камера продемонстрировала Еве огромное панорамное окно с несомненно потрясающим видом на кавказские хребты, сейчас скрытые вечерней тьмой. — Утром буду здесь пить чаек и рассвет смотреть, завтрак like a sir… фоточек покидаю.

— А само восхождение когда?

— Да пятого, я ж говорила. Пока акклиматизируемся. Сегодня сползали до «Приюта одиннадцати»… ну, еще чуууточку выше, до четырех двести. Четырех тыщ. Метров.

— Я поняла.

— Теперь вот обратно уползли. Скоро будем шампусик открывать.

— Вам не вредно?

— За пять дней протрезвеем, не боись. Имеем право на праздничный ужин. Ты там одна еще?

— Ага, — подтвердила Ева бесстрастно. — Печеньки пеку. Оливье уже нарубила, утку запекла, а печеньки забыла…

Динка проницательно воззрилась на ее сверхъестественно беззаботную улыбку.

— Что-то случилось?

Все же никто не знал младшую из сестер Нельских лучше, чем старшая.

— Да не. Ничего серьезного.

— Мама опять брюзжит?

— Да ну тебя! — Ева возмутилась почти искренне. — Созванивались с ней час назад. Она только на тебя дуется. Ты ей тоже позвони, а то она там с ума сходит, представляя твой хладный труп на дне ущелья…

— Позвоню, позвоню. Сразу после тебя. Точно все нормально?

— Точно, точно. — Во всяком случае, точно не собираюсь портить Новый год еще и тебе, прибавила Ева. — Ладно, альпинист, давай позже, если хочешь? А то восемь уже, а у меня тут с десертом еще конь не валялся.

— Окей, я как раз маме пока позвоню.

— Фотки жду.

Нажав «отбой», Ева кинула мобильник на стол. Снова включив музыку (хаотично перемешанные треки из плейлиста в контакте, скрашивавшие готовку и хоть как-то отвлекавшие от пакостного чувства, со вчерашнего вечера поселившегося внутри), вернулась к миске, пока гирлянда ободряюще мигала мятными лампочками с карниза для штор.

Сегодня просторная кухня казалась еще просторнее. Слишком просторной для одного. После смерти бабушки (снос старенькой хрущевки переселил ее в новостройку неподалеку от родительских пенатов) чета Нельских, недолго думая, сселила в освободившуюся квартиру младшую дочь (старшая к тому времени успешно въехала в дом по соседству — своими, честно накопленными силами). Прочли трогательную речь о том, что пора «вылетать из гнезда», и намекнули, что уж собственной жилплощадью грех не пользоваться для свиданий. Учеба учебой, но на третьем курсе можно и на мальчиков внимание обратить. А то здравствующих пока бабушку с дедушкой очень волнует, что обе внучки даже не смотрят в сторону появления правнуков.