Смерть и танцующий лакей
Шрифт:
— Я зашел сказать, — проговорил Мандрэг, — что леди освободилась. Она просила вам это сообщить, если вы хотите ее видеть.
— Да, через пару минут. Я только хотел привести в порядок свои записи. Вы, наверное, не умеете стенографировать?
— Боже упаси! — томно ответил Мандрэг. — Что за оскорбительное предположение.
— А я всегда жалел, что не умею. Ну ладно, не важно. Я еще раз просмотрел ваши заметки. Они мне очень помогли. Но вы их не подписали. Так что, если не возражаете, придется подписать.
— Конечно, не возражаю, — смутился Мандрэг. — Но не забывайте, что это или с чужих слов, или
— Да, понятно. Вот, пожалуйста.
Он протянул Мандрэгу ручку и положил перед ним бумаги. Подпись оказалась истинным произведением искусства, с завитушками и росчерками. Аллейн аккуратно промокнул ее.
— Имя, которым вы подписываетесь, юридически законно? — спросил он, складывая бумаги.
В голосе Мандрэга неожиданно зазвучали злые нотки:
— А вы ведь беседовали с этим безутешным Николасом. Даже в горе он находит время для подобных шуточек.
— Он в том состоянии, которое легко может перейти в нервный срыв. Он ведет себя довольно глупо, обвиняя всех без разбора. Но это понятно.
— Полагаю, он говорил вам о случае за обедом? О моем имени.
— Нет. А что случилось?
Мандрэг рассказал.
— Конечно это противно, ничтожно и глупо, — поспешно добавил он. — С моей стороны было идиотизмом принимать все так близко к сердцу. Но я почему-то не переношу невинных забав в духе закрытых частных школ. Может, потому, что сам никогда в привилегированной школе не учился. — Не дав Аллейну возразить, он вызывающе продолжал: — Я сноб наизнанку. Никак не могу забыть о своем происхождении. Я слишком много о себе болтаю.
— Мне кажется, — ответил Аллейн, — что все это вы уже выразили в своих произведениях. Впрочем, я не психолог. Что же касается имени, это ваше дело. Я хочу знать лишь, сделали вы это официально, поменяв документы, или нет. Нужно подписаться своим настоящим именем.
— Еще нет, но собираюсь. «Следующим свидетелем Стэнли Глупинг, известный как Обри Мандрэг». В ваших документах это будет здорово выглядеть.
— Полагаю, что к тому времени, когда дело будет завершено, никого уже не смогут взволновать изящества стиля, — ответил Аллейн. — Извините, что я напоминаю об этом, но очень скоро вы забудете о своем выдуманном кошмаре в хаосе того, что окажется самым приземленным реализмом. Теперь, будьте умником, напишите здесь свою фамилию и забудьте, смешная она или нет. У меня еще уйма работы.
Мандрэг улыбнулся:
— Вы правы, инспектор. Но все равно, — добавил он, подписывая бумаги, — я готов был убить Николаса, — он вздохнул. — Как часто мы говорим эти слова! Только, умоляю, не подозревайте меня. Я готов был, но я этого не делал. Я даже бедного Уильяма не убивал. Мне он нравился. Привести леди Херси?
— Да, пожалуйста.
4
Если бы не отсутствие мотивов преступления, теоретически леди Херси оказалась бы подозреваемой номер один. У нее были возможности совершить оба покушения, если только это были покушения, так же, как и само убийство. Еще в машине Аллейн думал об этой неизвестной ему женщине. Ему казалось, что она будет ключом к решению всей головоломки. В полицейских расследованиях обычно встречаются такие личности, и иногда, но отнюдь не всегда, они оказываются преступниками. И хотя ничего не подтверждало,
— Особа, которая могла это сделать, — пробормотал Аллейн, — но которая делать это не собиралась.
Утверждение было, разумеется, неточным, но, сформулировав его, Аллейн почувствовал облегчение. Следствие развивалось по знакомому направлению. У него уже почти не было сомнений в том, кто убийца Уильяма Комплайна, но не было у него также реальных доказательств, чтобы подтвердить свою версию и добиться разрешения на арест. Высокое начальство в Скотленд-Ярде не очень приветствовало методику «доведения до абсурда». Да и защита каждый раз будет шумно возвращать дело на доследование. Аллейн прекрасно знал, что неопытный убийца-профан может задать работы куда больше, чем умный профессиональный преступник, а убийца Уильяма Комплайна был, конечно, полным профаном. Он повертел письмо миссис Комплайн, но, услышав на лестнице голос леди Херси, спрятал его в карман и вытащил оттуда кусок лески, отрезанной в курительной. Он поднялся навстречу леди Херси, крутя в руках этот обрывок.
— Простите, что заставила вас ждать, мистер Аллейн, — сказала она, — но наверху надо было многое сделать, а кроме меня — некому. — Он подвинул ей кресло, и она медленно опустилась в него, устало откинув голову на спинку. Вокруг губ и глаз появились тонкие морщинки, и даже руки казались измученными. — Вы хотите, чтобы я предоставила вам три хорошеньких алиби? Заявляю сразу, у меня их нет. Помнится, я где-то читала, что один лишь этот факт освобождает меня от всяческих подозрений, и искренне на это рассчитываю.
— Насколько я понимаю, такое случается в детективных романах, — улыбнулся Аллейн.
— Не очень-то вы меня утешаете. А закурить можно?
Аллейн предложил ей свой портсигар и, давая прикурить, случайно уронил на руку леску. Извинившись, он забрал ее.
— Это что, ключ к разгадке? Похоже на леску.
— А вы увлекаетесь рыбной ловлей, леди Херси?
— Когда-то увлекалась. Отец Джонатана приучил меня, когда я была еще ребенком. Старик на фотографии в этой жуткой комнате.
— Губерт Сент-Джон В. Ройял, который поймал четырех с половиной фунтовую форель у Пенфелтона?
— Если бы я не так устала, пришла бы в восторг от вашей наблюдательности. Да, он. И удочка на стене — его. Теперь, когда я о ней подумала, мне показалось, что этот обрывок оттуда. — Аллейн показал ей леску. Она без всякого интереса, не двигаясь, посмотрела на нее. — Да, это она. Она уже Бог знает сколько лет тянется с конца удилища до катушки. — Потом взглянула на Аллейна. — С этим что-то связано, да?
— С ней многое связано, — медленно ответил Аллейн. — Леди Херси, попытайтесь, не очень напрягая память, вспомнить, когда в последний раз вы ее видели висевшей как всегда?
— В пятницу вечером, — не задумываясь, ответила Херси. — На ней была ссохшаяся от времени старая наживка и искусственная мушка. Я помню, что смотрела на нее, пытаясь придумать слово во время отвратительной игры, которую затеял Джо. Это та наживка, на которую попалась знаменитая форель. Во всяком случае, нам так всегда говорили.