Смерть или слава
Шрифт:
– Конечно, решение доставить людей внутрь корабля Ушедших было ошибочным. Но тогда понять ошибочность этого решения не представлялось возможным. К тому же, решение поддержать блеф Свайге принимал не я. Я лишь следовал рекомендациям, и следовал в точности. Летящий азанни не в силах противостоять слепой буре. Пирамида Сойло приняла бой с честью, и потери у нас меньшие, чем у остальных союзников. Я, как пик пирамиды Сойло, ни в чем не могу упрекнуть своих солдат.
– Я тебя не упрекаю, Сойло, – раздраженно ответил пик пирамид Азанни. – Ситуация такова, что мы не можем быть удовлетворенными положением вещей. Впрочем,
Куан-на-Тьерц в центре долговременного планирования поудобнее умостился в креслонасесте и вновь обратился к пику пирамиды Сойло.
– Можно не сомневаться, что союзники немедленно вышлют значительные силы вслед крейсеру людей. Естественно, что так поступим и мы. Более того, нет сомнений, что не останутся в стороне и нетленные. Поэтому нужно из перьев вылезти, но опередить их. А желательно – и союзников. На первой фазе несомненными лидерами в притязаниях на тайны Ушедших были свайги, теперь место лидера уверенно заняли цоофт. Они первыми оправились от удара и использовали выигранное время с большой пользой. Азанни же, как это не прискорбно, снова довольствуются ролью сателлитов. Мы потерпели позорное поражение на Волге, и из воздушной ямы нужно побыстрей выбираться.
«Вещает, – подумал Сойло-па-Тьерц. – Будто с парадного креслонасеста в праздничный день. Куан, проснись, тебе внимает пик одной из старейших и наиболее уважаемых пирамид Азанни, а не шахтеры откуда-нибудь из захолустья! К чему этот неуместный пафос?»
Но вслух Сойло-па-Тьерц произнес совсем другое, и тон при этом у него сделался в меру виноватым:
– Не думаю, что сил даже целой пирамиды Сойло хватило бы для грядущих операций.
– Несомненно, – подтвердил Парящий-над-Пирамидами. – Теперь в ход пойдут куда более тяжелые козыри, чем единственное крыло. Твои советники, Сойло, лучше остальных разберутся в происходящем. Так поспеши же. К кораблю людей отправлены крылья многих пирамид. Но твое присутствие все равно необходимо. Чинись и стартуй. Ибо путь неблизкий, а время дорого.
– Я понял, досточтимый пик. Мы сможем начать разгон в ближайшее время.
– Удачи. Удачи всем нам.
Куан-на-Тьерц отсалютовал крылорукой и отключился. Времени было в обрез. Представители союзников ожидали на приоритетном канале.
42. Роман Савельев, капитан, Homo, крейсер Ушедших.
Когда хватило сил открыть глаза, оказалось, что я лежу на полу.
– Очнулся! – облегченно сказал кто-то. Я не сумел понять – кто.
– Рома! – надо мной склонилось чье-то узкое лицо. Вскоре я понял кто это – Мишка Зислис. – Рома, ты как?
– Вроде цел, – пробормотал я. Разговаривать лежа было странно и я попытался сесть. Мне с готовностью помогли.
Тут оказалось, что я до сих пор раздет. Совсем. Спасибо, кто-то хоть прикрыл рубашкой самую интересную область.
– Помогите одеться, – пробормотал я.
Помогли – Чистяков и Зислис. Я сразу почувствовал себя увереннее и лучше. Вот ведь психологические гримасы…
Я находился в большом сферическом зале; пол был совершенно прозрачными, отчего казалось, что
И я не отыскал ни одного знакомого созвездия.
Я вздохнул.
– Чувствую, что меня вот-вот спросят: а что я помню? Так вот, предваряю. Помню я все. Ну, почти все. Что мы все были кораблем, и хорошо вломили зелененьким – всем без разбору. А потом куда-то перенеслись. Правильно?
– Правильно, – подтвердил Зислис. – А потом ты упрыгал в астрал, Роман Леонидыч…
– И долго я… витал?
– Да не особенно. Вот, мы только успели отключиться и добежать из соседних рубок.
Я огляделся – знакомых лиц было много, но попадались и незнакомые.
Невозмутимый Курт Риггельд и рядом с ним Юлька отчаянная со счастливым лицом (не видать тебе сына, дядя Рома, от этой мамы…). Смагин. Яна Шепеленко. Хаецкие. Зислис. Суваев. Фломастер… как его фамилия-то? Пере– чего-то-там. Не помню. А впрочем – неважно. Сержанты-патрульные, Ханька и Яковец. Мустяца. Прокудин. Маленко из директората – единственный с достаточно высоким уровнем доступа.
Мы снова стали людьми, едва вылезли из шкафов-скафандров, догадался я. И снова я понятия не имел как действуют механизмы моего корабля, хотя я смутно помнил, что совсем недавно повелевал ими.
И еще я помнил, что у всех нас теперь нет дома, потому что старушка-Волга не выдержала испытания нашей мощью и раскололась на тысячи осколков.
Мы сами убили свою планету.
Во имя спасения.
– Значит, мы победили? – спросил я неуверенно.
– В том бою – да. Но сомневаюсь, что чужие оставят нас после этого в покое, – глухо сказал Зислис и похлопал себя по карманам комбинезона – зажигалку искал, что ли?.
– Значит – будут еще бои, – сказал Суваев и отстраненно улыбнулся. – Дьявольщина! Да я жду не дождусь момента, когда снова влезу в шкаф и сольюсь с этим кораблем!
Я скользнул взглядом по лицам – и понял, что с Суваевым согласны абсолютно все. Кроме Смагина, Янки, Чистякова и Юльки отчаянной, которые еще не познали всепоглощающее чувство единения с кораблем и экипажем.
– Не думаю, что ждать этого придется особенно долго… – пробормотал я.
И еще подумал, что же мне делать со знанием, которое свалилось только на меня – как на капитана.
Тяжелое это было знание.
Я снова должен выбирать. И выбор оставался прежним.
Смерть или слава. Ты был прав, отец. Нам больше не из чего выбирать. Только смерть и только слава.
Я встал и сунул за пояс бласт, который подал мне Костя Чистяков.
Вы знаете, что написано на его рукоятке.
Часть четвертая
Звезды мерцали холодно и равнодушно – далекие сгустки раскаленной материи. Им было все равно, что происходит там, куда не дотягивался их осязаемый жар. В пустых и безжизненных межзвездных провалах.
Обыкновенно там мало что происходило. Изредка мелькнет какой-нибудь неприкаянный вселенский странник на недолгом пути к жерлу какой-нибудь космической топки. Или тенью проскользнет одинокий звездолет – но все это редко, чрезвычайно редко. Так редко, что даже ближайшие звезды успевают забыть о прежней встрече пока произойдет новая.