Смерть или слава
Шрифт:
– Вредила, – возразил Шадрин. – Жигана вспомни.
Но Гордяев не оценил.
– Ладно, увидимся… – буркнул он и отключился.
– Увидимся, – передразнил Шадрин. – Нужен ты мне… если б не пушечки.
Жженый глядел на него с восхищением – не то, что на Аленку.
– Ловко вы его, босс! Мордой по столу!
– Подумаешь, подвиг! – отмахнулся Шадрин. – Фрайера отшить…
Он быстро набрал номер Тазика. Дождался ответа.
– Тазик? Мое. Как оно? Ну и ладно. Горец в четыре потрещать собирает. В «Пальмире». Будет и Плотный,
Столь же лаконичным получился разговор и с Плотным.
Обитатели «Меркурия» не любили без толку чесать языками.
– Сколько там натикало? – справился он у Жженого.
– Полтретьего, босс!
– Ну, давай еще по соточке, и двинем, пожалуй…
– Легко, босс!
Аленка тут же умчалась наряжаться, а Шадрин со Жженым накатили еще дважды, прежде чем идти.
У дверей своей комнаты Шадрин обернулся.
– Килограмму тоже налей, Жженый. И чтоб не окосели, ясно?
– Мы ж не лурмахи, босс! Не окосеем.
– И пушечки проверьте!
Жженый поспешно кивнул.
В «Пальмиру» они вошли в полчетвертого. Сначала Килограмм, потом Шадрин с Аленкой и последним – Жженый. Глазки у Жженого маслянисто поблескивали, но держался он прямо. Как всегда.
Они пришли вторыми – Тазик с тройкой своих ребят уже тянул «Слезку» из пузатого штофа. Сутер со здоровенным камнем на среднем пальце левой руки Тазика было видно аж со входа. При виде Шадрина Тазик подобрался, привстал, и раскинул руки в стороны. Тройка его тотчас пересела за соседний столик.
Шадрин подошел. Официант торопливо накрывал на двоих напротив Тазика.
Жженый и Килограмм уселись за столик к спанам Тазика. Закончив с сервировкой, официант убежал к ним.
– Потянем? – спросил Тазик, весело поведя бровью в сторону штофа.
– Валяй, – согласился Шадрин. – Но по одной, а то наш папочка опять расхнычется!
Тазик улыбнулся и наполнил тонкие рюмки. Он прекрасно знал, как серьезно относится Горец к совместным переговорам.
– Подумаешь, по поллитре на рыло! – протянул он с легким презрением.
– Пусть его, – вздохнул Шадрин. – Ну, будь, Тазик!
Аленке налили чего-то липкого и сладкого.
С Тазиком у Шадрина сложились неплохие отношения. То ли схожие характеры повлияли, то ли еще что – но когда-то они заключили договор о территориях, сферах влияния и направлениях деятельности. Договор на словах, конечно, какие бумажки у вольных людей? И ни разу договор этот не нарушался. Были, конечно, мелкие непонятки из-за непомерной инициативы пешек, но виновные мгновенно выдавались пострадавшей стороне, выплачивалась компенсация, и дело затихало само собой. Короче, Тазик и Шадрон мирно существовали бок о бок, не мешая друг другу.
Другое дело – Плотный. Этот всегда был необуздан и своенравен, плевал на правила и авторитеты, слишком полагался на силу и недооценивал ум… В общем, Плотный Шадрина частенько заставлял хмуриться и вполголоса материться. Но не считаться с Плотным тоже
Слово за слово, пролетели полчаса. В «Пальмиру» втек прилизанный хлыщ из директората, эдакий холуй-распорядитель. Пострелял глазками, нашарил Тазика с Шадроном и засеменил к их столику.
– Начинаем, господа! – торжественно прошептал он. – Прошу за мной!
Шадрин недоуменно оглядел зал – он не видел никого из директората, только веселящиеся компании за столиками. Хлыщ всем своим видом показывал, что предстоит выйти наружу.
«Надеюсь, недалеко пилить!» – раздраженно подумал Шадрин и встал.
– Килограмм! – велел он. – Останься с Аленкой.
Килограмм тяжеловесно кивнул. Жженый, понятное дело, увязался следом.
Они прошли в соседний бар – маленький и неприметный, без единой вывески. На пороге Шадрин остолбенел.
Зал был разгромлен. Словно толпа крепких ребят с ломиками вволю тут порезвилась. Не осталось ничего целого – только круглый стол посреди разгрома и легкие складные стулья. Стол и стулья явно принесли только что, уже после того как неведомые безумцы прекратили бесчинствовать.
За столом рассаживались бобры из директората – так и не преодолевшие страсть к официальным костюмам и галстукам деятели языка и развесистой лапши.
– Прошу! – пригласил Гордяев, единственный из директоров бывшей горнодобывающей компании «Волжская руда», кто не спешил садиться.
Плотный уже сидел с краешку.
Далеко в стороне устанавливали еще столики – для охранников. Шадрин жестом отослал Жженого; Тазик тоже.
– Поторопимся, господа, – Гордяев светски улыбался, отчего Шадрину невыносимо захотелось плюнуть в эту сияющую сахарную физиономию. – Ремонт уже начался, системы подслушивания могут восстановиться достаточно быстро…
Гордяев оглядел всех – пятерых директоров, нескольких хлыщей-советников и тройку вольных людей – и начал:
– Итак, все мы знаем, что предстоит обсудить. В таком составе мы еще не собирались, но смею заверить, что в этом… гм… некогда уютном зале находятся только те, кто подержал идею смены капитанства на нашем замечательном корабле. Так что собственно об идее говорить не придется. Поговорим о ее реализации. Мой помощник выскажет несколько небезынтересных, на мой взгляд, мыслей.
Встал коренастый малый с красной, как помидор, рожей. Шадрин с минуту мучительно вспоминал его фамилию, которую когда-то слышал, и вскоре вспомнил: Самохвалов. Точно, Самохвалов. Он вечно торчал около Гордяева во время переговоров – во всяком случае во время переговоров Гордяева с Шадриным он неподвижно, как манекен, отсидел в углу на диване.
– Проблема устранения кого-либо из старших офицеров на подобном корабле упирается в несколько довольно неприятных препятствий. К счастью, даже их возможно преодолеть.