Смерть императора
Шрифт:
Тиресий принялся раскидывать старые корзинки и треснутые горшки, какие-то тряпки, сломанные метлы и деревянные ведра без ручек – выбрасывал прямо в коридор, а потом велел одному из фрументариев позвать себе людей на помощь.
– Да что ты творишь?! – взвилась кухарка. – Это что, твое? Да ты… да не смей – господин вернется, мне все волосы повыдергает. И тебе, старый, тоже.
«Вот же не знал, что я старый…» – подивился ее воплям Тиресий.
Кухарку пришлось прогнать, кликнуть на помощь еще двух рядовых фрументариев.
Кладовую наконец освободили, и
Фрументарии, знавшие толк в тайных комнатах, тут же оживились, притащили кирку. Не пытаясь сладить со сложным механизмом тайника, Тиресий велел выламывать стену, и после трех или четырех ударов несколько камней обвалились, открылся узкий лаз, круто идущий вниз.
– Похоже, здесь все же имеется подвал… – усмехнулся Тиресий.
Вход расширили. Тиресий побежал вниз по лестнице, держа в одной руке факел, а в другой меч. Фрументарии помчались следом.
И тут увиденное полностью совпало со сном – до мельчайших деталей – и подвал без окон, и люди, закованные в колодки. Женщины и дети сбились в кучу и не шевелились…
Тиресий приблизился к мальчишке, что лежал с краю, откинувшись, задрав к потолку острый подбородок. Даже при свете факела было видно, что он мертв.
Женщина рядом еще дышала. Она с трудом приподняла голову и что-то прошептала – что именно, Тиресий не понял.
Вслед за женщиной дернулась лежащая на полу девушка, открыла глаза, мотнула головой. Спутанные волосы, запавшие щеки, руки столь тонкие, что казались тростинками. Губы девушки шевельнулись.
– Марк… – Это центурион услышал отчетливо.
– Сбить оковы! – приказал он сопровождавшим его фрументариям.
Через несколько мгновений он поднял девушку на руки. Она почти ничего не весила, а вот воняло от нее мерзко.
– Этих всех наверх… – приказал Тиресий, кивая на остальных пленных.
Кажется, многие уже умерли. Но человек шесть или семь шевелились.
– Так это рабы… – заметил один из фрументариев.
– Рабы? – усмехнулся Тиресий. – Глянь на золотую буллу мальчишки… я лично думаю, что это все свободные.
Из кладовой освобожденную пленницу Тиресий притащил на кухню и здесь, все еще удерживая ее на руках, потребовал дать несчастной воды.
– Да куды ж ты ее! – возмутилась кухарка. – От нее же смердит.
Ну да, от пленницы смердело – дерьмом и мочой – днями они все там сидели на соломе в колодках не в силах переместиться – и хорошо если фекалии стекали из-под пленных в узкий желоб. Так что и спина, ягодицы и бедра покрылись язвами.
– Воды! – рявкнул Тиресий.
Кухарка аж подпрыгнула и подала кувшин.
Тиресий плеснул несчастной в лицо. Та дернулась, жадно ловя губами капли. Открыла глаза и вновь прошептала:
– Марк…
– Ты спасена, Аррия, – прошептал Тиресий.
И понес девушку вон из дома.
Глава IV
Хлопоты
Филон пребывал в растерянности. Настоящий камнепад событий – буквально – настиг его и собирался погрести под собой. Сначала к нему привезли друг за другом четыре повозки, груженные оружием. Оружие Филон приказал перенести в пустующую мастерскую и запереть. Вторым, очень странным в этой череде, – было появление замарашки, у которой при себе имелась записка от Афрания с просьбой помыть, накормить и устроить в доме некую Флавию, свободную женщину. Кликнув рабыню и приказав проводить гостью в бани, а после пригласить ее пообедать в малом триклинии, Филон тут же проверил – крепки ли запоры на домашнем денежном сундуке. Каморку он приказал ей выделить рядом с комнатой управляющего и на всякий случай велел запереть снаружи на щеколду.
Тем более что Приск ночевать не явился. Зато вечером шестеро легионеров привезли на повозке денежный сундук, ларь с папирусами и еще два сундука всякого добра и объявили, что будут стеречь привезенное вплоть до возвращения трибуна. Пришлось служивых кормить и обустраивать на ночь – стояли они в карауле посменно.
Ночью прискакал на взмыленной лошади фрументарий от Афрания и потребовал найти и арестовать Сабазия, раба трибуна Гая Остория Приска. Арестованного посадить в колодки в эргастуле [21] и приставить охрану. Но раб не возвращался – как и его хозяин. О чем и было сказано посланцу. Тот взял сменного коня и умчался.
21
Эргастул – тюрьма для рабов.
Поутру Приск так и не появился. А значит – шестеро легионеров по-прежнему оставались в доме Филона и требовали вина, ветчины, сыра и хлеба.
– Я же разорюсь… клянусь Гермесом и его крылатыми сандалиями – в три дня разорюсь… – стенал Филон. – Кто ж мне компенсирует все убытки?
Ответа механик не получил – некому было отвечать. Около полудня прикатил на повозке Тиресий и привез еще одну красотку – какую-то изможденную девицу в грязных лохмотьях, потребовал баню, куриный бульон, лекарственных трав, самое лучшее оливковое масло, прокаленное на огне, вино и еще кучу всего – в том числе чистую тунику для несчастной. На вопрос, кто она такая, Тиресий отвечать отказался, но посоветовал отыскать лекаря.
Вслед за Тиресием прибыл Ликорма и стал требовать выдать ему денежный сундук, найденный Приском в доме Александра, и с ним все остальные сокровища.
Филон пообещал сундук доставить, но вместо этого убежал и спрятался в дальних помещениях, рассчитывая, что явится, наконец, способный объяснить, что вообще в его доме происходит.
Ликорма, получив от легионеров ответ, что сундук никому отдавать не велено, а велено ждать Афрания Декстра и его распоряжений, отбыл назад в Антиохию в самом прескверном расположении духа.