Смерть, какую ты заслужил
Шрифт:
– Значит, я вам нравлюсь? Пономарь рассмеялся.
– Ты о чем, мать твою?
– Вы только что сказали, что можете купить все, что вам понравится. Выходит, я вам нравлюсь.
– Да от тебя с души воротит, уродливая ты задница.
– Вы признаете себя преступником?
– Я и есть гребаный преступник, приятель. Второго такого нет.
– И у вас есть банда. Под названием «Пономарчики».
– Ха, банда! Это движение, мать твою! – Он скривился на Босуэла, погрузившегося в собственные унылые мысли. Шестерка улыбнулся и кивнул, словно говоря: «В яблочко».
– Тем не менее в
– Потому что у меня есть деньги, и люди меня боятся. Поэтому мне всегда удавалось найти придурка, который отбыл бы за меня срок. Но если ты это напишешь, то Рождество проведешь в сраном гробу.
– Значит, о преступности вы говорить не хотите. Тогда о чем же вы хотите поговорить?
Без всякого предупреждения злое комичное лицо сложилось в маску благочестия.
– Я уйму чего сделал для благотворительности, мать ее. Пора общественности и прессе это заметить.
Следующие восемь минут Пономарь разглагольствовал о своих трудах на благо инвалидов. Не тех, кому он лично помог приобрести инвалидность, но о детишках на костылях, которых так горячо любят все прирожденные сволочи.
– У меня сердце кровью обливается, – заключил он. – При виде этих малышей у меня сердце кровью обливается. Но кто-то же должен им помогать.
После краткого неуважительного молчания Билли спросил:
– Не ошибусь ли я, сказав, что у вас есть друзья в полиции?
– У меня повсюду друзья, приятель. Мне повезло. Однозначно.
– И вы отправили Дерека Паркса, заместителя начальника полиции Большого Манчестера, на Ямайку после смерти его жены?
– Отвали.
– Мистер Паркс один из ваших друзей?
Слегка приподнявшись, Пономарь подался к Билли, так что его брюхо легло на стол. Он придвинулся так близко, что Билли ощутил вонь сигары.
– Который из слогов в «от-ва-ли» ты не понял?
– Сколько у вас денег? – спросил вместо ответа Билли.
– Чертовски больше, чем у тебя.
– Видно, да?
– Еще как, – отрезал Пономарь. – На самом деле, когда ты сюда вошел, я подумал, ты хочешь всучить мне подписку на «Энциклопедию». – Пономарь кивком указал на кольцо с черным черепом на пальце у Билли. – Ты только посмотри, что у тебя на руке, мать твою! Словно в грошовую лотерею выиграл.
Билли зевнул, но Пономарь еще не закончил:
– Для кого эта статья?
– Для «Блэг». Мужской журнал о моде.
Босуэл с жаром закивал:
– Хороший журнал. Двух мнений быть не может.
Пономарю было глубоко плевать.
– И сколько тебе заплатят?
– В зависимости от объема текста. Сотен пять, наверное.
– И все? Я ради такого с кровати не встану.
– Вы когда-нибудь убивали?
– Какой гладкий переход! – Пономарь довольно ухмыльнулся. – Как мои слова о том, что я не встану с кровати, подвели тебя к этому вопросу?
– Я вдруг подумал про всех тех, кто вас разозлил и больше никогда с кровати не встанет.
Пономарь потряс кулаком.
– У большинства обычных придурков на насилие кишка тонка. А если нет, они останавливаются, когда у самих кровь идет или если пустили кровь другим. Тут есть, понимаешь ли, разница. Я не останавливаюсь. Я продолжаю, пока у гадов ни капли крови не
– Откуда вы знаете, что победите? – довольно глупо спросил Билли.
Пономарь нахмурился.
– Что ты несешь?
– Если попытаетесь меня убить, откуда вы знаете, что победите?
– Что, мать твою? – не веря своим ушам, рассмеялся Пономарь.
Поджав побелевшие губы, Босуэл решил, что пора вмешаться:
– Все. Интервью окончено.
Но Пономарь выбросил вверх руку, затыкая пиарщика.
– Еще секундочку, мать твою. Давай-ка внесем ясность. Ты хочешь сказать, что если мы подеремся, мы с тобой, лицом к лицу... Ты хочешь сказать, что меня завалишь?
Билли опустил глаза, так как где-то читал, что, встречаясь взглядом с гориллой, обязательно ее провоцируешь.
– Я ничего не утверждаю. Вы крупный человек. Но знаете, мне, возможно, повезет. Людям ведь везет.
– Не таким, как ты, – безразлично ответил Пономарь.
Изо всех издевок гангстера эта оказалась самой болезненной. В глубине души Билли Дай всегда считал себя проклятым. Он был странным, а странность сама по себе проклятие. Он не носил женскую одежду, не вожделел к животным, не намазывался каждое полнолуние клубничным джемом. Но не проходило и дня, чтобы он не думал про всех тех, кто умер и превратился в призраков. А еще он писал рассказы и романы в жанре хоррор. Мало кто думает о призраках, и еще меньше пишут рассказы ужасов, поэтому рынок для книг Билли и, если уж на то пошло, для самого Билли был пугающе мал. Но, предположив, что писатель неудачник, что ему никогда не повезет, Пономарь разбередил его глубочайшие страхи.
Повисла долгая тишина, которую Билли нарушил, задав свой последний вопрос:
– У вас есть невоплотившиеся амбиции? Пономарь на минуту задумался.
– Да, – наконец сказал он. – Мне бы хотелось сжечь дотла город Ливерпуль.
– Почему?
– Что значит почему? Ты когда-нибудь там бывал?
Тем вечером, вернувшись в ветхий домик на Альберт-роуд, Билли дважды прокрутил запись интервью. После первого прослушивания он почувствовал, что его как будто вываляли в грязи, ему стало стыдно. Ему показалось, он дал Пономарю легко отделаться, позволил жирному Мальку увернуться от всех вопросов, кроме самых банальных. Проще говоря, Билли решил, что провалился как журналист. Но журналистский провал еще не обязательно повод для самобичевания. Можно потерпеть неудачу в профессиональном плане и тем не менее победить в человеческом. Однако Билли, который требовал от себя слишком многого, счел, что провалился по обеим статьям.
Но позже, уже пропустив пару рюмок рома, он прослушал запись еще раз и осознал, что если сохранить все то, что Пономарь требовал выбросить, то статью еще можно спасти. Подгоняемый алкоголем и непутевым энтузиазмом, он взялся за работу. К двум утра статья была закончена. В ней остались вся похвальба, все оскорбления и пустые угрозы, и этого было более чем достаточно, чтобы упрочить за Малькольмом Пономарем славу злобного паразита. Преисполненный ликования, но слишком пьяный, чтобы встать, Билли лег на диван и закрыл глаза.