Смерть Канарейки
Шрифт:
– Рассказывайте свою историю, – приказал Маркхэм. – Если это правда, вам нечего беспокоиться насчет газет.
Кливер знал, что это верно. Никто – даже закоренелые враги Маркхэма на политической арене – никогда не обвинял его в приобретении популярности путем совершения несправедливости, даже самой незначительной.
– В сущности, здесь нечего особенно рассказывать. Я пришел к дому мисс Оделл около полуночи, но я не входил к ней в квартиру и даже не звонил у ее дверей.
– Вы всегда наносите
– Выглядит подозрительно, конечно. И, однако, это правда. Я хотел повидать ее. Но когда я подошел к ее двери, я переменил решение.
– Минуту. Но как вы вошли в дом?
– Через боковую дверь, она выходит на аллейку. Я всегда входил через нее, когда она бывала открыта… Мисс Оделл просила меня об этом, чтобы телефонист не видел, как часто я бываю у нее.
– И в ту ночь дверь была открыта?
– А как же еще я мог в нее войти? Даже если бы у меня был ключ, он не принес бы никакой пользы, потому что дверь закрывается изнутри на задвижку. И ведь, правда, я теперь припоминаю, что это было первый раз, когда дверь была отперта ночью.
– Хорошо. Вы вошли в дом. Что дальше?
– Я прошел вдоль задней стены холла и прислушался у двери в квартиру мисс Оделл. Я подумал, что у нее там кто-нибудь мог быть, и я не хотел звонить, если она будет не одна.
– Извините, я вас перебью, мистер Кливер, – вмешался Ванс. – Что заставило вас думать, что там кто-то был?
Кливер заколебался.
– Может быть, это потому, что незадолго до этого вы звонили мисс Оделл, и вам ответил мужской голос?
Кливер медленно кивнул.
– Я не вижу особенных причин, чтобы отрицать это… Да, это и есть причина.
– Что вам сказал этот человек?
– Чертовски мало. Он сказал: «Хэлло», и когда я попросил мисс Оделл, то он ответил, что ее нет и повесил трубку.
Ванс повернулся к Маркхэму.
– Это, я думаю, объясняет рассказ Джессапа о телефонном звонке в квартиру мисс Оделл без двадцати двенадцать.
– Возможно.
Маркхэм говорил без всякого интереса. Он ждал рассказа Кливера о том, что произошло дальше, и возобновил свой вопрос с того момента, когда его прервал Ванс.
– Вы сказали, что прислушивались у двери в квартиру? Почему вы не позвонили?
– Я услышал внутри мужской голос.
Маркхэм напрягся.
– Мужской голос? Вы уверены?
– Как я сказал, так и было. – Кливер был непоколебим. – Мужской голос. Иначе я бы позвонил.
– Могли бы вы узнать этот голос?
– Вряд ли. Он был невнятным и звучал очень хрипло. Но для меня это был незнакомый голос, и я бы сказал, что это был тот самый голос, который отвечал мне по телефону.
– Вы могли разобрать, что он говорил?
Кливер нахмурился и устремил взгляд мимо Маркхэма в открытое окно.
– Я знаю, на что
– Какие слова? – нетерпеливо спросил Маркхэм.
– Ну, насколько я мог разобрать, он сказал: «О, господи! О, господи!» – два или три раза.
В мрачном и старом помещении, казалось, повеяло ужасом – ужасом, усугубленным тем небрежным, вялым тоном, каким повторил этот крик боли и страдания Кливер. После короткого молчания Маркхэм спросил:
– Когда вы услышали голос этого человека, что вы сделали?
– Я тихонько прошел обратно и вышел на улицу через боковую дверь. Потом я поехал домой.
Опять наступила пауза. Показания Кливера были удивительными, но они целиком совпадали с заявлением Мэнникса. В это время Ванс подал голос из глубины своего кресла.
– А скажите, мистер Кливер, что вы делали в промежутке между вашим звонком к мисс Оделл без двадцати двенадцать и тем временем, когда вы вошли через боковую дверь дома без пяти двенадцать?
– Я ехал в подземке с 23-й улицы, – последовал ответ, после долгого молчания.
– Странно, очень странно, – Ванс изучал кончик своей сигареты. – Тогда ведь вы не могли никому звонить в течение пятнадцати минут, а?
Я внезапно вспомнил заявление Элис Ла Фосс о том, что Кливер звонил ей ночью без десяти двенадцать. Ванс, не обнаруживая своей осведомленности, породил этим вопросом в собеседнике неуверенность.
– Разве не возможно, чтобы я кому-нибудь звонил, когда вышел из подземки на 72-й улице, не доходя квартала до дома мисс Оделл?
– О, конечно, – промурлыкал Ванс. – Однако взглянем на это с математической точки зрения: если вы позвонили мисс Оделл без двадцати двенадцать, затем вошли в подземку, доехали до 72-й улицы, прошли квартал до 71-й улицы, вошли в дом, прислушались и ушли без пяти двенадцать – затратив на все это только пятнадцать минут, – едва ли бы вам удалось еще задержаться по дороге и позвонить кому-то. Впрочем, я не буду настаивать. Но я действительно хотел бы знать, что вы делали между одиннадцатью часами и без двадцати двенадцать, когда вы позвонили мисс Оделл?
Кливер внимательно изучал Ванса несколько мгновений.
– По правде говоря, я был расстроен в ту ночь. Я знал, что мисс Оделл ушла с другим, – она сказала, что не может со мной встретиться, и я бродил по улицам и злился, как бешеный.
– Бродили по улицам? – нахмурился Ванс.
– Вы слышали, что я сказал. – Кливер говорил сердито. Затем, обернувшись, он пристально посмотрел на Маркхэма. – Помните, я однажды намекнул, что вы могли бы кое-что узнать у доктора Линдквиста? Вы вызвали его?