Смерть мелким шрифтом
Шрифт:
Ивакин вздохнул. «Может быть все просто, — подумал он. — Интуиция меня обманывает, и Миша все-таки ошибался с датой. Вот поговорю со следователем, ведущим убийство Лапчинской, — и довольно… Ну, еще в „Без цензуры“ схожу. Если ничего подозрительного не обнаружу, тогда все. Клянусь!.. А что там в Лазурном, интересно?»
17
А в Лазурном установилась великолепная погода. Уже третью неделю обходилось без дождей, море прогрелось, пляжи очистили от веток, банок, водорослей, нанесенных штормами. Медузы ушли на глубину.
Но
«Им турки за это платят! — кричал в коридоре городской думы заместитель мэра. — Ишь чего придумали: что мы воду из водохранилища спускали и скотомогильники размыло! Откуда они это взяли, Сергей Анатольевич?!» Сергей Анатольевич, главный санитарный врач, только глазами хлопал. Воду, действительно, спускали. И очень неудачно получилось: все шлюзы на дамбах заржавели, кроме одного, ведущего как раз на пригороды Лазурного. Пришлось спускать на пригороды, и скотомогильники, действительно, размыло, но никакой сибирской язвы, о которой передавали по НТВ, и в помине не было! «Это турки!» — повторил заместитель мэра.
…В один из солнечных дней Анжела Сергеевна, сменившая темную шаль на веселенькую атласную косынку, остановилась у ларька с мороженым. Он стоял почти напротив ее дома, возле переговорного пункта, но она мороженое не любила и продавщицу не жаловала: была у них старая распря еще с тех времен, когда обе работали в колхозе. Прошло много лет, Анжела Сергеевна вышла замуж в этот дом, шелковица в саду стала совсем большой, ее бывшая врагиня переехала в пятиэтажку, обе овдовели, состарились, теперь уже невозможно было вспомнить, из-за чего они когда-то поссорились, но, как говорится, осадок остался. Так что Анжела Сергеевна никогда не подходила к мороженщице, только здоровалась издалека. Но жара все усиливалась, и впервые за много лет ей захотелось пломбира.
— Здравствуй, Сергеевна, — сказала ей продавщица.
«Старая она стала, ноги распухли, все руки в старческих пятнах. Я лучше выгляжу», — подумала Анжела Сергеевна, а вслух сказала:
— Привет, Елена. Есть у тебя пломбир, какой раньше делали? Сливочный такой?
— В вафельках?
— В вафельках. Жарко-то как! Парит. Не к дождю ли?
— Держи. Четыре рубля с тебя. — Елена даже надулась от распиравшего ее любопытства, хотя все она уже знала, соседки рассказали. Но ведь Анжела Сергеевна не соседка, а главная героиня.
— Ну поделилась бы хоть! — не выдержала продавщица. — Узнали, кто убил?
— Да вроде брат.
— Ужас! — Елена не удивилась, давно об этом слышала.
— Тебя тоже допрашивали? — Анжела Сергеевна наклонилась над травой: мороженое быстро таяло.
— А я что? Толстуха ведь твоя, говорили, в девять из дома ушла, а я до пяти работаю. Никого не видела. Мне фотографию брата показывали, но я как закрылась в пять в тот день, так больше на улицу и не вышла. Мне с четвертого этажа трудно спускаться. А что с жиличкой твоей несколько раз разговаривала, когда она мороженое брала, это я рассказала. Записали! Она только шоколадное покупала. Здоровая такая… Титьки — во! От шоколада, как ты думаешь? Или еврейка?
Анжела
— Ты одна? Жильцов больше не взяла? — спросила продавщица. Владельцам частных домов она завидовала. Анжела Сергеевна знала, что соседки трезвонят на каждом углу, что ее бывшую квартирантку убили, даже намекают, что это было сделано в доме. Конкуренция!
— Город пустой, — сказала она мороженщице. — Какие жильцы! Всех проклятые дожди напугали.
— А я думала, ты взяла. Тут интересовался один. Вроде жил он раньше у тебя, все вспомнить не мог. Говорит: Вероника Петровна. — Елена засмеялась. — А я говорю: не Вероника, а Анжела, и не Петровна, а Сергеевна. Ничего себе — напутал!
Анжела Сергеевна выпрямилась и посмотрела на продавщицу.
— А почему ты решила, что он обо мне говорит?
— Ну, дом он показал! Говорит, я раньше сюда приезжал несколько лет подряд. И телефон у меня есть. А дозвониться не смог. Вот, говорит, приехал! Здрасьте! А я ему: опоздал, у нее другие живут. Если титькастые нравятся, селись и ты. Озорной! «Дома, — спрашивает, — титькастая-то? А тетя Анжела моя дорогая как? Постарела?» Но в дом не пошел, постеснялся. Сказал, что цветов купит, вина, и тогда уже придет. Не вспомнила? Веселый такой жилец?
— И когда было это? Елена подумала немного.
— По-моему, как раз в тот день, когда жиличка твоя исчезла. Ну да. Ты в магазин, помню, пошла, чуть позже и он появился. Я еще хотела рассказать тебе, но не дождалась — у меня рабочий день кончился.
— В светлом костюме? А милиции ты о нем рассказала?
— Здрасьте! — обиделась Елена. — А он здесь с какого боку? Меня в милиции спрашивали про тех, кто твоей толстухой интересовался. А он и не интересовался вовсе. Это я сама ему про титьки ее напела. Что ж я буду такого приятного веселого парня под милицию подводить? Он потом замучается оправдываться. К ним только попади.
— Ну ладно, — вздохнула Анжела Сергеевна. — Пойду я. Позвонить надо. — Она стала осторожно спускаться к дому. Когда мороженщица осталась позади, Анжела Сергеевна подумала, что и сама она, и понравившийся ей пожилой следователь ошиблись: парень в светлом костюме, которого она видела, все-таки наблюдал не за пустым особняком соседей, а за ее скромным домом.
Анжела Сергеевна остановилась, чтобы поправить упавшую плеть отцветшего вьюнка, и вдруг вспомнила, из-за чего вышла та давняя ссора: Елена взяла у нее ведро и испортила его. Вымазала дегтем, дура! Ведро для молока! Анжела Сергеевна сердито хлопнула калиткой.
18
Газета «Малые города России» занимала несколько комнат в гостинице «Россия». Сама гостиница сразила Ивакина наповал: она была захламленной, грязной и забитой подозрительного вида людьми. В последний раз он был здесь, когда начиналась перестройка и гостиницу оккупировали депутаты. Ивакин не знал, живут ли сейчас в «России» народные избранники, но на всякий случай им посочувствовал: потолки коридоров были в разводах, по углам не таясь сидели тараканы, и можно было только догадываться, что происходит в номерах с дивным видом на площадь, собор Василия Блаженного или реку.