Смерть мелким шрифтом
Шрифт:
— А как же он дом осматривает, если еще с хозяином и не разговаривал? — удивленно спросил Ивакин.
— Нет, в дом он не заходил. По участку бродит. К соседям зашел, им тоже заодно предложил продать. А они вообще-то крутые. Вот удивились, наверное. В общем, делает рекогносцировку местности, — без запинки проговорила старуха. — Да он уверен, что купит. Предложит намного больше, чем другие, и всего-то делов. Видите? — она угрюмо посмотрела в зеркало прямо в глаза Ивакину. — Если судьба, человек не плетется, не идет — он летит навстречу ей! Судьба —
— Вы верите в судьбу? — прокашлявшись, спросил Семеныч.
— Да, я верю в судьбу, — зло улыбнувшись, ответила старуха.
Поселок был завален листьями. Стояла та короткая пора осени, когда опавшие листья еще не потеряли свой цвет, еще не превратились в ржавые и прелые ошметки былой роскоши. Они еще не хрустели под ногами, в них оставались соки, а их золотой цвет еще не померк.
— Неудачное время для поисков? — спросил Ивакин.
— Нет, Володя. Листья только здесь, где сады, а там, внизу — ельник, видишь? Наоборот, очень удачно. Главное сейчас найти, пока снег не выпал.
Ивакин остановил машину у лавочки.
— Теперь куда? Вниз? — спросил он старуху, помогая ей выбраться из машины. Хотел еще спросить, сможет ли она спуститься, но понял, что обидит, и решил довериться судьбе. Той, в которую она верила.
— Овраг идет вдоль всего поселка, — пояснила старуха и провела палкой слева направо. — Самый удобный спуск в него либо отсюда, либо от Марининого дома. Пошли?
Они начали спускаться. Впереди Семеныч, за ним старуха, Ивакин шел последним. Он шел и улыбался про себя: забавную они представляли картину, два старика и бабка с палкой. Старики-разбойники.
Овраг между тем показался. Исчез оранжевый ковер листьев под ногами, снизу потянуло холодом и сыростью.
Вокруг развернулся ельник. Он стоял не только по бокам, но и сверху, закрывая небо, он был и внизу — в виде мягкой хвойной подстилки и торчавших из-под земли черных сучков. Спуск становился все круче и круче. Ивакин встревожился.
— Мы не упадем? — спросил он Ираиду, имея в виду, конечно, не «мы», а «вы». И тут же упал, поскользнувшись на глиняном пятачке среди опавшей хвои. Обидно захохотал Семеныч. Старуха тоже смотрела на него весело.
— Эх вы! Сыщик! — сказала она. — Джеймс Бонд на пенсии.
Держась за ствол ели, Ивакин встал, потирая поясницу.
— К черту! — сердито выругался он. — Пора все бросать. Пусть милиция занимается этим делом.
— А действительно, — заметила старуха, помогая ему отряхнуться. — Вы-то зачем сюда приехали? Вы хотите что-то найти? Так почему вы, а не милиция?
— Не знаю, — ответил Ивакин, пропуская ее вперед. На всякий случай он подобрал с земли большую палку и пошел, опираясь на нее. — Я ведь не уверен на самом деле. И там ничего нельзя доказать. Это меня так расстраивает, что я стал сомневаться во всем. Хочу убедиться, что в главном я прав, и то, что должно лежать в овраге, там лежит.
— А что вы ищете? — спросила старуха.
— А вы не знаете? — удивился он.
— Нет. Откуда?
—
— Какой? — произнес она. — Тот самый? Это его Миша спрятал в овраге? Зачем?
— А затем, Ирина Федоровна, что из этого пистолета еще одного человека убили.
— Какого человека? И кто? — резко спросила она. Семеныч обернулся и посмотрел на них через плечо, неодобрительно качая головой.
— Марина убила, — сказал Ивакин. — Свою соперницу в любви.
— Так зачем вы ищете этот пистолет? — Старуха воткнула палку в землю и остановилась. — Что вы хотите с ним сделать? Ну-ка, признавайтесь. Я почти сто лет живу на свете, и меня не купишь дешевыми историями про сомневающегося сыщика. Что вы сделаете с пистолетом? Подбросите? Уничтожите?
Ивакин тоже остановился.
— Вы что же, думаете, я способен уничтожить улику? — обиженно проговорил он. — Хотя… сказать откровенно, была у меня такая мысль. Я подумал: выкопаю пистолет и уничтожу. Пусть потом Миша дает показания, а милиция, матерясь, роется в овраге. Это сочтут очередной его ложью. Я бы с удовольствием его посадил, Ирина Федоровна. Он все сделал для смерти своей сестры. Ради наследства. Но с точки зрения закона он не убивал. И я не способен — органически не способен уничтожить улику.
— Ты сам себя уговариваешь? — ехидно спросил Семеныч. Он стоял, опершись на ствол сосны, и курил. — Мы пришли, кажется? Это дом вашей Марины? — и он показал рукой наверх, где за стволами виднелось грязно-бурое пятно бревенчатой стены.
— Да, это дом архитектора. Как вы определили? — спросила старуха.
— Вы сказали, в овраг только два удобных спуска. Второй ведет от дома Марины, — пояснил Семеныч. — Это единственное более или менее пологое место, встреченное нами на пути. Значит, это и есть дом Марины. Она что — архитектор?
— Я ведь не представил вам моего друга! — светским тоном сказал Ивакин. — Его зовут Семеныч.
— Серб? — улыбнулась старуха.
— Да хоть серб, — согласился Семеныч. — Хоть турок. Мне все равно.
— Семеныч — таежник, — пояснил Ивакин. — И хотя большую часть жизни он прожил в Москве, работая в милиции, но остался таежником и умрет таежником, даже если это печальное событие произойдет на Красной площади.
Семеныч недовольно сплюнул.
— А мне кажется, я в прошлой жизни тоже жила в Сибири, — произнесла старуха. — Я тоже таежница.
Семеныч важно подошел к ней и поцеловал руку, шаркнув ногой по хвое. Ивакин, смеясь, отвернулся.
Овраг, поросший старым ельником, редеющим книзу, теперь хорошо был виден ему. Почти отвесные склоны его были засыпаны многолетним слоем сухой хвои, но кое-где краснели полосы глины. Видимо, здесь периодически образовывались ручьи, уносившие хвою вниз. Ивакин спустился еще немного, чтобы разглядеть дно. Холод усилился. Резко запахло сырой землей, стужей, снегом. Словно неизбежная зима рождалась именно здесь и не с севера шла на Москву, не с Ледовитого океана, а вот из этого оврага.