Смерть меня подождет
Шрифт:
— Но ведь не хватает людей!
— Знаю, но лишних нет и у нас, а дальше их не будет хватать и вовсе. Более того, я должен предупредить вас, в случае, если мне не придётся в скором времени вернуться сюда, вы перебросите подразделение Лебедева на обследование Маи.
— И Лебедева?! — Его маленькие глаза зло округлились. — Да его теперь и днём с огнём не сыскать!
— Вот я и боюсь, что поссоримся. Считайте, что вы предупреждены о Лебедеве, и хватит на этот раз. Смотрите, какое утро, как хорошо жить на земле, стоит
— Хорошие пустяки! С тебя снимают последнюю рубашку, а ты должен улыбаться и радоваться рассвету.
— Перепел, слышите? Бьёт-то как звонко! — кричу я обрадованно, хватая Владимира Афанасьевича за плечи.
Он осторожно высвобождается из моих рук, выбирается из-под полога и, уходя к себе, бросает сердито:
— Уж лучше бы и не приезжали!
Утро ясное, прохладное. Под перекатом в улове полощутся сиги. Я забираюсь в спальный мешок с желанием уснуть. А перепел бьёт страстно, громко:
«Пить пойдём… пить пойдём…»
Нет, не уснуть! Как попал он сюда, так далеко от привычных ему мест? Случайно или тут, на скупой и холодной земле, его родина? Он тревожит во мне давно забытые воспоминания о далёком Кавказе, возвращает меня в юность. Вижу гору Шахан, где когда-то давно клал по лугам острой косою ряды тучных трав, где утрами будил меня вот такой же звонкий перепелиный бой, где я, конопатый паренёк, бродил с собакой и ружьём по полям и предгорьям. Как далеко я ушёл, и ещё не окончен поход!…
Так и уснул я с мечтой о Кавказе, а перепел бил, но всё реже и реже…
Сквозь сон я слышал, как радист давал погоду, как прибежали из тайги к дымокурам олени, как кто-то хвалился пойманным тайменем, но проснуться не мог.
…Ждём самолёт. С собою, кроме карабина, ничего не беру. Надеюсь скоро вернуться. Кучум настороженно следит за сборами. Он, кажется, догадывается, что я собираюсь в поход один, и награждает меня недружелюбным взглядом.
За завтраком Сипотенко снова возвращается к ночному разговору.
— Не отбирайте Лебедева, кто будет доделывать его работу?
— Кого вы предлагаете послать на Маю?
— Сам поеду.
— А наблюдения за вас будет делать медведь?
— Людей не даёте, придётся обращаться за помощью к нему.
— Запомните: всё, что связано с наблюдениями, решайте своими силами, запасные инструменты пришлём.
— Ну, а если опять поднимутся пожары?
— Относительно пожаров я должен вам сказать прямо: мы одни здесь во всей округе и, к сожалению, плохо обращаемся с огнём, вот и расплачиваемся за это.
— Не совсем так, — возражает он.
— Самолёт на подходе! — кричит радист из палатки.
Машина с гулом надвигается на стоянку, разворачивается, осторожно, с какой-то опаской, касается гальки.
Мотор глохнет. Распахиваются двери, и на сходнях самолёта появляется Михаил Михайлович Куций.
— Миша! — кричу я, стаскивая его с трала. — Каким
— После расскажу, дай обнять Трофима! А-а… Владимир Афанасьевич, здравствуй! Прибыл в твоё распоряжение, с инструментом для наблюдений.
У того широко распахиваются веки.
— На наблюдения?! Вот это здорово!…
— Взял отпуск, выбрал инструмент и прикатил. Любо или не любо — принимай! Отстаёте же вы, дьяволы, с планом, ну как тут вытерпеть, не помочь своим!
— Ай, какой же ты молодец, Миша! Вижу, семнадцать лет, прожитые вместе в экспедиции, не пропали даром для тебя, помнишь наши хорошие традиции — не бросать товарища в беде.
— Значит, я остаюсь у Владимира Афанасьевича?
— Твоё право выбирать, тут уж я ни при чём.
— Выгружай инструменты! — кричит обрадованный Сипотенко и сам лезет в самолёт.
— Ты, Владимир Афанасьевич, не слишком радуйся! Ведь у меня отпуск месяц, на многое не рассчитывай! — кричит ему вслед Михаил Михайлович.
— Нет уж, коли приехал помогать, так засучивай рукава! — говорю я ему.
— Боюсь, что ты задержишь меня…
— И не ошибся. К тому же сам напросился к Владимиру Афанасьевичу. А известно ли тебе, что отсюда до жилья без малого тысяча километров, и всё тайгою да болотами. Попробуй сбежать! Но мы не будем к тебе жестоки. Отнаблюдай нам шесть пунктов и с богом! В Новосибирск самолётом доставлю.
— Ты с ума сошёл, честное слово! Шесть пунктов!… Да ведь это же почти годовая норма!
— Вон Владимир Афанасьевич показывает цифру пять. Согласен на пять пунктов? Чувствуешь, как мы сразу тебе идём на уступки, и это лишь потому, что у Сипотенко действительно плохо с наблюдениями.
— Нет, без шуток, я должен вернуться из отпуска в срок. Сам знаешь строгости начальника предприятия.
— При чём тут Чудинов, ты — в нашей власти!
— Вот и приезжай к вам с добрыми намерениями! Но ведь я знаю, на этом не кончится. Как только ты улетишь, Владимир Афанасьевич скажет: «У нас не хватает рабочих, оленей, нет надёжного помощника, придётся тебе как-нибудь обходиться».
— Угадал, честное слово, угадал! — обрадовался я. — Значит, всё это не будет для тебя неожиданностью. Я улетаю спокойным за твою судьбу, верю, ничто тебя здесь не поразит.
— Братцы, вы одичали! Куда я попал!
— В ту самую экспедицию, где добрая половина хороших традиций вырабатывалась при твоём участии.
— Шутки шутками, а из отпуска я должен вернуться вовремя. Разреши мне на время, пока ты будешь в штабе, взять в помощники Трофима?
— Мне бы не хотелось давать ему большую нагрузку, ты сейчас набросишься на работу, как голодный лев на добычу, а он ещё не совсем окреп после Алгычанского пика. К тому же я его жалеючи затаскал. Ему лучше остаться здесь, у Владимира Афанасьевича, и отдохнуть. Да он может и не согласиться.