Смерть моего врага
Шрифт:
— Не знаю, — безучастно ответил тот. — Спроси ее сам!
— Скажи сама, хочешь послушать эту историю? — сказал Младший девушке. — Давай решай, ты хочешь, можешь слушать?
Что она скажет, как решит, думал я, положит ли конец этому омерзительному кривлянию? Я надеялся, что так она и сделает, решительно объявив, что она думает об истории, которую он собрался нам рассказать.
— До сих пор вы не спрашивали меня, хочу ли я слышать ваши истории, — сказала она. — Почему же сегодня спрашиваете?
— Хочешь слушать? — спросил Младший. — Да или нет?
— Могу
— Нет, — сказал Младший. — Никто не собирается выживать тебя в соседнюю комнату. В конце концов это твоя комната.
— Или сами перейдите туда, а я останусь здесь, — сказала она невозмутимо.
Такую выдержку не часто встретишь.
— Нет, мы и этого не хотим, — сказал Атлет. — Это было бы невежливо. Ты такая гостеприимная хозяйка.
— Тогда придется всем остаться здесь. И вам решать, хотите вы слушать или нет!
— Дело не в нас, — слегка раздраженно сказал Угрюмый. — Вопрос в том, хочешь ли этого ты!
— Говорю же, я не знаю, о чем он хочет рассказать. Как же я могу сказать заранее, могу я слушать эту историю или нет?
— Хорошо, пусть тогда сегодня он не рассказывает, поговорим о чем-нибудь другом, подходящем для всех, а эту историю оставим на потом.
— Жаль, — сказал Младший, — я как раз собирался начать, прямо вижу перед собой, как все происходило, у меня самое подходящее настроение для рассказа.
— Вам решать, — сказала она. — Меня в расчет не принимайте.
— По-моему тоже, не нужно тебе ничего рассказывать, — сказал Атлет. — Я хорошо себе представляю, как все было.
— А ваше мнение? — вдруг обратился ко мне Угрюмый.
Я не участвовал в этой нелепой перепалке, где каждый, кроме Угрюмого и Младшего, говорил прямо противоположное тому, что думал и чувствовал. Мне казалось, что обо мне забыли. В конце концов, мне было все равно, расскажет он свою историю или нет, потому что я знал, что речь идет о кладбище, где мы хороним своих мертвых. Они разорили кладбище, все они, кто сидел здесь, даже если это сделал только один из них. Заданный вопрос был мне очень кстати. Что еще тут было скрывать? И я с ожесточенным упрямством и решительностью, удивившей меня самого, сказал:
— Хотелось бы послушать!
Младший вздохнул с облегчением.
— Хорошо, — сказал Угрюмый, затеявший обсуждение вопроса. — Валяй, рассказывай!
— Рассказывай, — сердито огрызнулся Младший. — Как будто это так просто, если ты только начал, а тебя ни с того ни с сего заткнули. Оборвали нить. Я не водопровод, повернул кран — и готово, история польется сама собой.
— Ты же еще не начинал, — сказал Атлет. — Пожалуйста, соберись и рассказывай, сколько можно ждать!
— Но я и собирался начать, совсем уже завелся.
— Ты болтал что-то о могилах, смерти, о стене, утыканной осколками стекла, — сказал Угрюмый. — И каждому было понятно, что ты хотел сказать. Может, не надо уточнять? У нас хватит фантазии вообразить, о чем речь. И каждый сможет слушать твой рассказ, не испытывая рези в животе.
— С чего бы ей взяться, рези
— Сколько вас было? — перебил его Угрюмый.
— Со мной пятеро.
— Глупо, — сказал Угрюмый. — Это слишком много, только повышает риск.
— Дай же мне рассказать. Ну вот, я иду к уполномоченному и говорю…
— Ты его знал?
— Нет!
— У тебя было удостоверение?
— У меня оно есть, но при мне не было.
Угрюмый поглядел через плечо на Атлета и сказал вполголоса, но так, что мне было слышно каждое слово:
— Невероятно, ошибка на ошибке. Он не прошел инструктаж, прежде чем начать. Он мог оказаться шпионом, это никуда не годится!
Атлет только молча кивнул в сторону Младшего, которого постоянные вопросы выводили из себя.
— Если будете все время перебивать, — заявил тот, донельзя раздраженный, — не буду рассказывать!
— Не дури, нам нужно было только по-быстрому кое-что обсудить. Вы наделали ошибок, грубых ошибок, представь, все могло пойти вкривь и вкось.
— Это не моя вина, — сказал Младший.
— А ты соображай. Если уж тебя избрали для такой важной акции, нужно соображать головой, это твой первый долг. Рассказывай дальше!
— Ну вот. Я ему говорю, что пришел вместо… ну, того, который не явился. Я уже сказал вам, что лучше не называть имен. Знаю, отвечает уполномоченный и смотрит на меня, как на экзамене. Слышал про тебя. Удостоверение при тебе?
— То-то, — с облегчением сказал Угрюмый.
— Чепуха, — сказал Младший. — Сущая чепуха, удостоверение тоже можно подделать.
— Это верно, — сказал Угрюмый и махнул рукой, словно хотел сказать: бывает, это нужно учитывать. — И что он сделал, когда ты не предъявил удостоверения?
— Он поступил намного разумнее. Позвонил ему, — сказал Младший, указывая пальцем на Атлета.
— Это в самом деле разумно, — сказал Брат, раскачиваясь на своем стуле.
Младший продолжил:
— Через минуту он вернулся, сказал, что все в порядке, так что сегодня вечером, в семь, Южный вокзал, выход на второй путь, и имей в виду, ты никого не знаешь, понятно?
Южный вокзал, подумал я, куда же они ездили делать свое черное дело?
— Прихожу на Южный вокзал ровно в семь, у второго выхода толпа народу. Я стою, как водится, осматриваюсь, а там, среди пассажиров, стоят трое, которых я уже видел раньше, и делают вид, что не знакомы друг с другом. Они не кучковались, нет, они рассыпались в толпе, а то вы опять подумаете, что мы наделали ошибок, но никаких ошибок мы не наделали, ни единой за весь вечер, насколько я в этом разбираюсь. Я чуть было не кинулся к ним, но потом передумал. Мы ехали порознь в поезде на Л.