Смерть на фуршете
Шрифт:
В это время Горчаковский, которому, очевидно, надоело играть в дегустацию, один за другим отправил в рот два куска придуманного им яства, осушил бокал вина и, все еще жуя, схватил у Купряшина микрофон.
Хотел что-то сказать, но закашлялся.
Продолжая кашлять, он показал пальцем на блюдо и что-то попытался произнести, но не удалось. Схватил бутылку, налил в бокал и кое-как стал пить.
Купряшин (вероятно, он виртуозно отключал микрофон в нужные мгновения) вновь попытался выяснить, что Горчаковский считает стерлядью, и тот наконец, кое-как
— Стерлядь — это! — ткнул вилкой не видно зрителям куда.
Зал, окончательно изнемогший от ожидания, взорвался овацией.
Но Купряшин поднял над головой сложенные косым крестом руки, и все смолкло.
Спросил что-то у официанта. Тот пожал плечами.
Горчаковский, окончательно откашлявшись, взял микрофон и четко произнес:
— Первый кусок, который я взял, был стерлядью. Второй — белокровной щукой.
И поклонился.
Взрывная овация — и вновь руки Купряшина, воздетые над головой в форме косого креста.
Тишина.
— Дамы и господа! Неожиданно выяснилось, что даже наш друг, доставивший на сцену стерлядь по-горчаковски, позвольте выразиться так, затрудняется с ответом, где что на блюде лежит. И это, полагаю, лучшая оценка как искусства нашего лауреата, так и его читателей — наших поваров! Через несколько мгновений в этом сможет убедиться каждый: в центре фуршетных столов стоит блюдо с тем же самым двойным кушаньем. Первые пять гостей, угадавших рыб, — думаю, разницы они не почувствуют, именно угадавших (главным экспертом, естественно, выступит шеф-повар), — получат роман «Радужная стерлядь» в подарочном оформлении и с автографом Игоря Горчаковского. А в завершение нашего праздника всем уходящим вручат замечательный сувенир — звуковую книгу. Главы из романа «Радужная стерлядь» читает народный артист Анатолий Пелепенченко. Он, надеюсь, как и обещал, после спектакля сразу приедет на наш фуршет.
Купряшин дождался аплодисментов и вновь поднес микрофон к устам.
— Торжественная часть нашей церемонии завершена, а праздник литературы продолжается! Приглашаю всех пройти к столам и поднять бокалы!
Оваций и даже аплодисментов уже не было. Под прощальные звуки фанфар и барабанный бой зрители устремились в пространство фуршета.
Однако Трешнев не торопился.
— Всем хватит! — почти лениво произнес он. — Ну что, Владимир Федорович, не пойти ли помыть руки, как нас учили в детском садике?
— Меня еще до детского садика этому научили, — степенно ответил Караванов.
— Где встретимся? — спросил Трешнев у Ксении.
«Неужели опять идет звонить Инессе?!» — мелькнуло в голове, но, понимая, что будет как будет, Ксения приняла решение:
— Я руки уже мыла, так что встретимся внизу. Пока то да се, попробую угадать рыбу и получить книжку!
— Да, Воля, это будет настоящая фуршетчица! — с восхищением воскликнул Трешнев.
Введение в фуршетознание
Фуршет был накрыт в просторном фойе, которое, однако, сейчас таковым не
В первое мгновение Ксения растерялась, но единообразный пример активного поглощения пищи заставил встряхнуться, и она устремилась столам навстречу — вниз по широкой лестнице, пропустившей поток фуршетирующихся и теперь свободной.
Несмело подошла к ближайшему столу под белоснежной скатертью, уставленному клумбами тарталеток, канапе и других таких же сложных, но невероятно манящих на вид закусок, пронзенных разноцветными мушкетерскими шпажками.
— Закуски, — некто, возникший рядом, привел ее в чувство. — Хватайте за шпажки — и на тарелку! Тут надо глядеть в оба… Наш брат литератор не зазевается!
Когда же она увидела еще один стол — с крохотными блинчиками всех видов, сортов и начинок, валованами с красной икрой и бутонами ловко свернутых ломтиков семги и форели, — ей стало дурновато. И что, все это смогут съесть?
Назвавшийся, однако, братом литератором полагал иначе.
— Переходите в очередь за горячим! Скромность неуместна. Здесь только так: или ты толкаешь, или тебя. А сюда, — кивнул на кучки уже освобожденных от деликатесов шпажек, — скоро поднесут свежее. И мы еще вернемся за кебабами!
Взгляд Ксении перенесся на стол с алкоголем. Слабо разбиравшаяся в мужских напитках, она все же отличила стаканы с виски, многоствольными салютными установками смотревшие в потолок, расписанный сюжетами на темы научно-технической революции. Коньячные бокалы, взаимно согреваясь, прижимались друг другу пузатыми боками. Квадратами стеклянных сот выстроились стопочки с водкой. Сбоку радужными полосами скромно стояли фужеры с винами, соками и морсами. Ограждающим барьером возвышались бутылочки с минеральной водой.
Когда подходил жаждущий и выхватывал сосуд или сосуды, официанты мгновенно заполняли брешь. Здесь толпежки не было, только один человек, автор романа «Третья полка» (Ксения запомнила) Антон Абарбаров, методически сливал в фужер водку из стопок. Перетаптывавшийся перед ним с ноги на ногу парень-официант крутил в руках большую бутылку водки «Белое золото», тихо повторяя: «Позвольте, я вам налью, сколько вам надо!» — но Абарбаров молча продолжал свое дело под присказку стоявшего рядом, видимо, пьяного, небритого человека в мятой ковбойке, также воспроизводившего одну и ту же фразу: «Он, друг, сегодня финалист, ему все можно!»
Взяв тяжелый фужер с белым вином, Ксения вновь двинулась к столам с закуской. Здесь уже пришлось протискиваться, ибо народ, набрав еды, обычно и оставался у кромки стола на отвоеванном рубеже. Кое-как Ксения ухватила небольшую тарелочку и нагрузила на нее то, до чего дотянулась: маслины, черри, несколько канапе, рулетики сациви, валован… Своей пустотой притягивало взгляд большое белое блюдо в центре стола. Надо полагать, здесь пребывали стерляди и ледяные щуки, расхватанные жаждущими их дегустации и последующего награждения.