Смерть на холме Монте-Марио
Шрифт:
— Ну и что?
— Посмотрите, как она изогнута, Хеккет. Словно ее пытались раздавить. Если ваша теория не верна и убитая женщина не открывала своему убийце дверь из коридора, тогда получается, что убийца заранее просчитал возможность войти с аварийной лестницы. Но чтобы попасть в коридор, нужно было оставить дверь открытой. Для этого убийца положил коробку спичек таким образом, чтобы дверь не закрылась. И он мог спокойно открыть дверь с аварийной лестницы и войти в коридор.
— Кто был с вами, когда вы уходили из номера? —
— Кроме меня, еще трое — Лабунский, Торчинский и Обозов.
— Ну, вот видите, — сразу сказал Хеккет, — вы только подтверждаете мою версию. Лабунского можно не принимать в расчет, он уже мертв. Значит, остаются двое — Торчинский и Обозов. Один из них и положил эту коробочку. Я согласен внести изменения в свою версию. Возможно, Торчинский не смог договориться с женщиной. Она попрощалась с ним и пошла на свой этаж. Он вышел из своего номера, поднялся на десятый этаж, открыл дверь в коридор, вошел и постучал. Лабунская открыла ему дверь апартаментов, и он ее задушил. А потом ушел.
— Тогда ему понадобились бы две спичечные коробки, — улыбнулся Дронго.
— Почему, две?
— Предположим, вы правы. Но тогда, убив женщину, он должен вернуться к себе на этаж. Ведь он уходил со своего этажа, чтобы обеспечить себе алиби. Значит, возвращаясь по аварийной лестнице с десятого этажа на девятый, он должен был оставить открытой и дверь девятого этажа.
— Там он использовал другую коробку спичек, — невозмутимо ответил Хеккет, — которую мы еще не нашли.
— А зачем ему возвращать спички на место? — спросил Дронго. — Ведь он мог выбросить коробку.
— Ваш железобетонный скепсис меня пугает, — отмахнулся Хеккет. — Если вас послушать, то здесь вообще никто не виноват. А два трупа мы уже имеем. И нет гарантии, что не будем иметь третий. В общем, я думаю, что все и так ясно.
— А я так не думаю, — упрямо ответил Дронго, — нужно еще понять мотивы убийцы и доказать его вину.
На этот раз в дверь даже не постучали. Она резко распахнулась. На пороге стоял счастливый Паоло. Он держал в руках шприц, завернутый в носовой платок.
— Нашли, — радостно сказал Паоло, — мы нашли шприц. Ребята проверяли шкаф и нашли в углу этот шприц.
— Осторожнее, — пробормотал комиссар, сразу поднявшись со своего места и подходя к Паоло, — он может быть отравлен. Где вы его нашли?
— Это наши ребята, — возбужденно сказал Паоло. Глаза у него светились от счастья.
— Где? — перебил его комиссар.
— В номере сеньора Торчинского, — выдохнул Паоло.
Комиссар обернулся и посмотрел на Дронго и Хеккета.
— Что и требовалось доказать, — торжествующе выговорил Хеккет, — вот и все, Дронго. Все ваше упрямство теперь никому не нужно. Мы нашли наконец главное доказательство. Доказательство вины Олега Торчинского. Я думаю, сеньор комиссар, что вам ничего больше не нужно. Вы можете арестовать убийцу прямо сейчас.
Глава
Террачини приказал пригласить в номер Олега Торчинского. Дронго, не высказавший своего мнения, сел в углу, ожидая развития этой драмы. Хеккет, предвкушая удовольствие от удачной «охоты», счастливо повизгивал. Комиссар был сосредоточен и мрачен.
Торчинский вошел в комнату и кивнул комиссару, снова без приглашения взял стул и сел у стола. У него был по-прежнему самоуверенный вид. Террачини, не спрашивая его разрешения, включил диктофон и положил его рядом с собой.
— Господин Торчинский, — начал комиссар, — у нас появились основания полагать, что вы были не совсем искренни, давая нам показания несколько часов назад.
— Какие основания? — мрачно поинтересовался Торчинский. — Или вы полагаете, что я не только задушил свою бывшую знакомую, но и убил ее мужа? Вам не кажется, что это несколько нелогично. Или мне нужно было убивать мужа, чтобы встречаться с женой. Или свою бывшую любовницу, если вам так хочется ее называть, чтобы избавиться от этой женщины. Но зачем тогда мне убивать ее мужа?
— Очень логично, — кивнул комиссар. Он дымил прямо в лицо Торчинскому, даже не спрашивая разрешения. Очевидно, Торчинский понял, что обстоятельства изменились и поэтому нервничал.
— На этот вопрос я хотел бы получить ответ от вас, — продолжал комиссар.
— От меня? — Торчинский улыбнулся. Потом оглядел собравшихся. — Я — известный в Европе тенор. Неужели вы думаете, что я мог совершить два таких грязных убийства? Сначала задушить женщину, а потом отравить ее мужа. Я бы скорее столкнул его с балкона, чем додумался бы до такого способа убийства. И потом, виски пили все и никто не умер. Может, у него внезапно остановилось сердце? Вам нужно еще проверить, отчего умер Марк Лабунский.
— Внезапная остановка сердца? — повторил комиссар. — Нет, все было не так. У него была отравлена сигара, которую он курил.
— Сигара? — удивился Торчинский. — Каким образом? Впрочем, тогда все понятно. Но в любом случае я его отравить не мог. Я даже не курю сигареты. И не выношу дыма, — с явным вызовом сказал он.
Но комиссара уже нельзя было смутить.
— Сеньор Торчинский, — ровным голосом произнес он, — я полагаю, что могу предъявить вам обвинение как минимум в убийстве Марка Лабунского, мужа вашей знакомой.
— Вы с ума сошли! — разозлился Торчинский.
Комиссар поднялся, подошел к столу, где под салфеткой лежал шприц, найденный в номере Торчинского.
— Вы отравили сигары, введя в них цианистый калий, — сказал комиссар, — самый распространенный яд в мире.
— У вас дикая фантазия, комиссар…
— Мы нашли шприц в вашем номере, сеньор Торчинский.
Комиссар эффектным движением снял салфетку и показал шприц. Торчинский вздрогнул. Он взглянул на лежавшие предметы, потом — на комиссара.