Смерть на Ниле
Шрифт:
– Да, теперь он ненавидит меня. Ненавидит, ненавидит… Но лучше бы он был поосторожней.
Она схватила маленькую шелковую сумочку и протянула на ладони миниатюрный пистолет с перламутровой ручкой:
– Хорошенькая штучка, не правда ли? – спросила она.
– Такая маленькая, и не верится, что это настоящий пистолет. Но он настоящий. Из него можно застрелить человека. А я хорошо стреляю.
Она улыбнулась, вспомнив о чем-то.
– Еще ребенком я жила с матерью в Южной Каролине, и дедушка учил меня стрелять.
– Она смело посмотрела ему в глаза.
– Во мне течет горячая кровь! Я купила эту игрушку, когда все только началось. Я хотела застрелить одного из них. Только никак не могла решить – кого же. Смерть одного – ничего не решает. Если бы Линнет боялась, – но она смелая и сильная. Она может вынести боль. И тогда я решила – подожду. Эта мысль нравилась мне все больше и больше. В конце концов, убить я могу в любой момент. Ждать и думать об этом гораздо интереснее.
Она засмеялась, и этот смех, чистый, серебристый, разнесся по тихому саду. Пуаро схватил ее за руку.
– Успокойтесь, прошу вас, успокойтесь.
– В чем дело? – спросила Жаклина с вызывающей улыбкой.
– Мадемуазель, я умоляю вас, прекратите то, что вы затеяли.
– Вы хотите, чтобы я оставила в покое нашу бесценную Линнет?
– Мое желание гораздо глубже. Я прошу вас – не отдавайте свое сердце злу.
Она смотрела на него изумленно, по-детски, чуть приоткрыв рот.
Пуаро говорил очень серьезно:
– Тогда произойдет непоправимое. Зло свершится, оно завладеет вами, и вы не сумеете избавиться от него.
Жаклина пристально смотрела на него. Казалось, в глазах ее появилась неуверенность, смущение.
– Не знаю… – проговорила она, и после минутного колебания добавила совсем по-иному, как бы приняв решение, – нет, вам не остановить меня.
– Нет, – грустно повторил Пуаро, – мне не остановить вас.
– Даже если я решусь убить ее, вам ничего не поделать со мной.
– Нет, если вы готовы расплачиваться.
Жаклина де Бельфорт рассмеялась.
– О, я не боюсь смерти! Для чего мне жить? По-вашему, убить человека – это преступление, даже если человек отобрал у вас все, что было дорого в жизни?
– Да, мадемуазель, я твердо верю: убийство – это преступление, за которое нет прощения, – спокойно ответил Пуаро.
Жаклина снова засмеялась.
– Тогда вы должны одобрить мое поведение, мой план мести, потому что пока он имеет силу, я не буду стрелять, но иногда так страшно мне становится, тошно, тяжко, и хочется сделать ей больно – воткнуть в нее нож или приставить к ее виску мой маленький пистолет и просто нажать курок! О!
Это восклицание поразило его.
– Что с вами, мадемуазель.
Она отвернулась
– Там кто-то спрятался.
Пуаро оглянулся.
– Мне кажется, здесь никого нет, кроме нас.
– Он встал.
– Я сказал вам все, что хотел. Спокойной ночи.
Жаклина тоже встала.
– Вы понимаете, – сказала она умоляюще, – я не могу сделать того, о чем вы просите.
Пуаро покачал головой.
– Нет, вы можете. Всегда наступает момент, когда можно сделать выбор. Для вашей подруги Линнет был момент, когда она могла удержаться. Но она упустила этот момент. Стоит только упустить момент, и тогда неизбежно приходится действовать и ждать другой возможности.
– Другой возможности нет, – сказала Жаклина де Бельфорт.
Она постояла еще минуту, а затем решительно подняла голову.
– Спокойной ночи, мсье Пуаро.
Он печально покачал головой и пошел за ней к отелю.
5
На следующее утро, когда Эркюль Пуаро выходил из отеля, направляясь в город, к нему подошел Симон Дойль.
– Доброе утро, мсье Пуаро.
– Доброе утро, мсье Дойль.
– Вы собираетесь в город? Можно, я пройдусь с вами.
Они вышли из ворот и повернули в тенистый парк. Симон вынул изо рта трубку и заговорил:
– Если я не ошибаюсь, моя жена вчера вечером обращалась к вам, мсье Пуаро?
– Совершенно верно.
Симон Дойль хмурился. Он был человеком действия и не умел облекать свои мысли в слова.
– Я рад, – выговорил он наконец.
– Она поняла, наконец, что в данной ситуации мы, в общем-то ничего не можем поделать.
– Да, – согласился Пуаро, – практически здесь не могут быть применены какие-либо официальные способы воздействия.
– Совершенно точно. Линнет долго не хотела этого осознать, – Симон грустно улыбнулся.
– Она с детства твердо верила, что любая помеха на ее пути автоматически устраняется с помощью полиции.
– Весьма удобное заблуждение.
Они помолчали. Вдруг Симон отчаянно покраснел и скороговоркой выпалил:
– Очень несправедливо, что ей приходится выносить все эти неприятности! Она же ни в чем не виновата! Пусть меня считают подлецом, я согласен! Наверное, так оно и есть, но при чем тут Линнет.
Пуаро серьезно посмотрел на него, но ничего не сказал.
– А с Джекки, то есть с мисс де Бельфорт, вы тоже разговаривали?
– Да, я разговаривал с ней.
– И вам удалось ее образумить?
– Боюсь, что нет.
Симон взорвался.
– Неужели она не видит, в какое дурацкое положение ставит себя? Ведь ни одна порядочная женщина так бы себя не вела! Неужели у нее не осталось ни капли гордости или самоуважения.
Пуаро пожал плечами.
– По-моему, у нее осталась одна боль от нанесенного ей оскорбления.