Смерть на заброшенной ферме
Шрифт:
— Кто там? — крикнул он, стараясь не выдавать тревоги.
Пришедший назвался — глухо буркнув свое имя.
— Чтоб тебя! — буркнул Лукас, но все же открыл дверь и, поманив гостя в гараж, тут же запер за ним. — Я же сказал: между нами все кончено! — напустился он на вошедшего. — Какого черта ты сюда заявился? Не желаю иметь с тобой ничего общего!
— Я пришел сюда, — спокойно ответил гость, — потому что ты сам запретил приходить к тебе домой. Вот я и решил ткнуться в гараж. Чем занимаешься? «Мерс» полируешь?
— Кой черт — полирую! — огрызнулся Лукас. — Замазываю царапину! Наверное,
В голову вдруг стукнуло: чем меньше известно гостю, тем лучше.
— Я просто проверяю, в порядке ли машина, — зачем-то добавил Лукас, хоть и понимал, что уже сболтнул лишнее, и как бы невзначай набросил на зеркало тряпку.
Его собеседник оперся о машину, чем еще больше разозлил Лукаса.
— Знаешь, чему учат новичков в полицейской школе? — спросил Лукас, неприятно осклабившись. — Никогда не трогать машину. Если на дороге приходится останавливать машину, надо наклониться к окошку или попросить водителя выйти. А к самой машине прикасаться нельзя. Почему? Потому что все автолюбители очень нервничают, если к их «ласточке» прикасается чужой. Так сказать, примитивный пережиток первобытных времен — все стремятся защищать свою территорию.
— Тебя, Лукас, трудно заподозрить в первобытных пережитках, — заметил гость, но намек понял и от машины все же отошел. — Я так считаю…
— А мне плевать, что ты считаешь, — ответил Лукас. — Зачем приехал?
— Я думал, нам нужно все обсудить.
На ум Лукасу вдруг пришло выражение, бывшее в ходу в годы его юности:
— Значит, неправильно ты думал, солнышко!
Ему стало не по себе. Последние события сильно растревожили его. Он так старательно лепил нового себя — и вот пожалуйста! Новая оболочка без труда отпадала, а под ней обнаруживался прежний Лукас… В чем дело?
— Я имею в виду, — продолжал ничего не подозревающий гость, — если ты в самом деле нашел труп…
— Конечно, я нашел его в самом деле! — рявкнул Лукас. — Или, по-твоему, я нарочно все придумал?
— Нет, нет, конечно нет! — примирительно заявил его собеседник. — Но во вчерашнем вечернем выпуске новостей об этом ни слова.
— Значит, его пока не нашли. — Лукас постарался скрыть облегчение. Чем дольше труп не найдут, тем труднее будет полиции выйти на его след.
— В таком случае ты, наверное, собирался заявить в полицию?
Лукаса чрезвычайно раздосадовали и сам вопрос, и тон, которым он был задан.
Сам Лукас не жалея сил избавлялся от простонародного выговора жителя южных, рабочих, кварталов Лондона, хотя в последние годы такой выговор даже вошел в моду. Когда он рос, так говорить считалось не стильно. Тот, кто так говорил, считался «другим», «не из наших». Тех, кто так говорил, не пускали в те круги, куда отчаянно стремился Лукас. Поэтому в юности он старательно вырабатывал у себя произношение, которое тогда называли «шикарным». И все равно знал, что говорит не совсем «как надо». Он завидовал той беззаботной уверенности выходца из среднего класса, какую слышал сейчас в голосе своего гостя. И презирал его.
— Ты что, спятил? Как бы я им объяснил, зачем туда пожаловал? — не выдержал Лукас.
— Объясни, что заехал туда из любопытства.
Лукас еще больше разозлился — откуда его гостю знать, что там, на ферме, у него возникли именно такие мысли? Неужели его так легко раскусить? Неужели он настолько прозрачен? Из того, чьи мысли можешь прочесть, можно веревки вить… В голове невольно всплыли прежние подозрения.
— Я тут тоже кое о чем подумал… — Он смерил своего гостя мрачным взглядом. — И мне очень интересно, почему ты назначил мне встречу именно на той ферме?
— Просто я о ней знал, и все! — оправдывался гость. — Настоящая глушь… Владелец там не живет. Время от времени заезжает, но редко, и столкнуться с ним можно лишь по чистой случайности — если уж особенно не повезет. И даже если бы ты с ним столкнулся, тебе бы ничего не стоило придумать что-нибудь правдоподобное. Например, сказал бы, что ищешь участок под застройку — ну примерно то же самое, что и полицейским, если бы ты им позвонил.
— Я не собираюсь звонить в полицию! — не выдержал Лукас. Урезонив себя за вспыльчивость, он продолжал ледяным тоном: — И уж кому и знать об этом, как не тебе! Ни один из нас копам не настучит, не правда ли? А теперь убирайся отсюда и больше не попадайся мне на глаза, ясно? И я к тебе больше не обращусь. Но когда я выясню, кто меня подставил… — Тряпка медленно соскользнула с зеркала и с легким шорохом упала на землю. Лукас осекся и закончил так: — Тот, кто меня подставил, очень пожалеет об этом!
Говоря, он механически нагнулся за тряпкой. В молодые годы он бы ни за что не допустил подобной ошибки…
Глава 8
— Добрый день, инспектор! Интересуют мрачные подробности? Я только что закончил отчет. Где-то он у меня здесь… — Том Палмер принялся рыться в бумагах на столе. — Вот так штука! Вспомнил — я отдал его секретарше. Но я все помню.
Он перестал рыться на столе и посмотрел на Джесс, вопросительно подняв черные брови.
Они находились в морге, не самом веселом месте на свете. Неожиданно для себя Джесс улыбнулась в ответ на бодрую улыбку Палмера. И сразу же заставила себя напустить на лицо профессиональную серьезность:
— Я уже поговорила с Филом Мортоном. Он передал твое мнение: ты считаешь, что жертву задушили руками.
— Вот, присаживайся! — Палмер указал на стул напротив и сам тоже сел. — Да, я так считаю. Характерный перелом подъязычной кости. Кровоподтеки на шее говорят о сдавливании пальцами, нет царапин от ногтей. Следовательно, ногти у душителя короткие. — Он вытянул собственные руки и несколько раз согнул-разогнул кулаки, на костяшках пальцев у него росли короткие черные волоски.
— Значит, по-твоему, убийца — мужчина?
— Бывают и женщины с большими руками, которые коротко стригут ногти, — укоризненно заметил Палмер. — Знавал я одну девушку… Впрочем, не важно. Но кисти рук у нее были как у землекопа!
Джесс покраснела, заметив, что поспешно прячет руки под стол. Кисти у нее самой не крупные, но ногти она стрижет коротко.
— Избавь меня от рассказов о твоей бурной личной жизни, — улыбнулась она, — какой бы интересной она ни была.
Палмер широко улыбнулся: