СМЕРТЬ НАС ОБОЙДЕТ
Шрифт:
— Курите! — пробасил он и выжидательно добавил: — Итак?
Сергей поднялся, взял со стола портсигар, достал сигарету, щелкнул зажигалкой и вернулся на место, глубоко и жадно затягиваясь. Скорцени оценивающе следил за ним. Костя молчал, не поняв, что интересует оберштурмбаннфюрера.
— Кто из них неразговорчив? — спросил эсэсовец у Занднера.
— Гюнтер Зоммер.
— Сиди, сиди, Гюнтер. Кто из братьев старше?
— Герберт.
— Рассказывай, Герберт. Я знаю, вы были офицерами связи в штабе рейхсюгендфюрера...
Лисовский помолчал, собираясь с мыслями, чтобы не выдать себя
...Бежали от них в лесу... Вместе с Бломертом угодили к польским националистам... Спас их эсэсовский отряд Хонзеляйта... После госпиталя — бой на железной дороге с партизанами и гибель Бломерта... Чудесное спасение от английских бомб в Берлине... Воздушный бой над Бельгией... Американский лагерь военнопленных и предательство Ганса... Бегство из виллы... Арденны...
— Майор Сторн?! — задумался Скорцени. — Майор Сторн!.. Нет, не помню... Постарайтесь детально, слово в слово, воспроизвести разговор о послевоенном германо-американском сотрудничестве.
— Навряд ли сумею его воспроизвести, — бледно улыбнулся Лисовский. — Я себя отвратительно чувствую, оберштурмбаннфюрер... После совещания в Маастрихте главнокомандующих союзными армиями...
— Какое совещание? — насторожился Скорцени и опять зажег сигарету. — Когда оно проводилось?
— Когда, Гюнтер? — превозмогая головную боль, спросил Костя. — Он в тот день видел Эйзенхауэра в Брюсселе.
— Эйзенхауэра?!
Сергей с укоризной покосился на друга, но сообразил, что союзников и след простыл в Маастрихте, поднял руки с оттопыренными пальцами.
— Седьмого декабря, — расшифровал Костя его жест.
— Странно! — поднялся Скорцени и, тяжело ступая, заходил по огромному кабинету. — Весьма странно! Неужели Железный Генрих не посчитал нужным меня проинформировать... Хорошо. Позднее поговорим подробнее. Отто, отправь камрадов в госпиталь, пусть создадут для них наилучшие условия... Постой, Гюнтер!
Оберштурмбаннфюрер вплотную подошёл к Сергею, зажал крупныни ладонями его голову, чуть склонился, пристально вгляделся в лицо.
- Странно! Очень странно! — с каким-то суеверным удивлением пробормотал он.
Лисовский всмотрелся в них обоих и испуганно замер. Сходство было поразительным. Как бы оно боком не вышло! Ведь по-всякому можно расценить нежданно-негаданное появление двойника.
— Герберт! Вы фамилию Зоммер кому-нибудь называли?
— Кажется, нет... Точно, нет, — ответил он, не понимая, куда клонит эсэсовец.
— Кажется или точно?
— Точно, оберштурмбаннфюрер!
— Отто! И вы о Зоммерах ничего не слышали. Поняли?
— Понял, оберштурмбаннфюрер! Не слышал!
— А пока, для госпиталя, назовем вас... назовем вас... О-о, Мейер... Мейеры — самая распространенная фамилия в нашем фатерлянде... Ты—Франц Мейер, — ткнул он пальцем в Костю,— а ты, Гюнтер,— Фридрих Мейер... Кстати, где ваши родственники?
Костя замешкался, соображая, где находятся родичи братьев Зоммер. И с четкой ясностью возникла в
— Отец не вернулся из похода во Францию, мать с сестрой погибли при бомбежке. Дядя с женой в Померании.
— Сочувствую... В подробности своих приключений никого не посвящайте. Хайль Гитлер!
Этап третий
Отто Занднер прозревает □ Конец привольной жизни □ Печальный исход □ Освобождение Эриха Турбы □ «Мексиканский вариант»
Сергей шел снежной целиной, избегая проторенных дорожек. Легонько отталкивался палками и без видимых усилий скользил по голубоватому насту. В первые дни неуклюже чувствовал себя на фабричных лыжах с жесткими креплениями, мечтал о широких, опористых сибирских самоделках с обклеенными мехом полозьями. Теперь освоился, радовался скорости, свободе маневра, особенно на крутых спусках. Добрался до гребня горы, скрестил палки и уселся.
- А у тебя, Гюнтер... извини, Фриц, все данные для призового гонщика, — остановился следом Отто Занднер и смахнул пот со лба. — Для меня лыжи — постоянно сопротивляющиеся деревянные дощечки...
Опять резануло слух это проклятое имечко — Фриц. Костя, едва от болезни оправился, по поводу и без повода зовет Фрицем. Глаза невинные, будто без умысла, а в душе, поди, смехом уливается.
— Какая красота! — с горечью заметил Занднер. — А неподалеку идет война, реками льется человечья кровь, миллионами гибнут люди. Во имя чего? Ведь шесть лет не видят немцы этого голубого простора, этих сказочных гор...
Внизу, сквозь стволы деревьев, проглядывают беспорядочно разбросанные коттеджи санатория с широкими окнами, застекленными верандами. Вьющиеся из труб сизые дымки клонятся к дремлющим под зимним солнцем темно-зеленым соснам и елям.
— Ветер, — зябко поежился Отто, — перейдем в затишье.
Сергей посмотрел ему вслед и выпрямился. Еще утром, когда приехал Занднер, понял, что с ним творится неладное. Землистое усталое лицо, потерянный взгляд. Смолкал Отто на середине фразы и отрешенно смотрел перед собой. Неведомая напасть, свалившаяся на него, обеспокоила Груздева. Немец тянулся к парням, искал их дружбу. Навещал в госпитале, привозил фрукты и сигареты, тайком от врачей распивал с ними бутылочку рома или коньяка. Сюда приехал впервые. Оно и понятно. От штаба Скорцени горный санаторий отделяло более двухсот километров. За братьями Мейер его послал оберштурмбаннфюрер.
Сергей обогнал Занднера, размашистым шагом вышел к небольшой полянке, которую в полупоклоне обступили кудрявые березки, похожие на жеманящихся девушек, и присел с Отто на пень. Закурили, тот негромко сообщил:
— Наступление в Арденнах провалилось. Русские взломали нашу оборону от Балтики до Карпат. Все силы рейха брошены на Восточный фронт, западный оголен...
Сигарета выскользнула из задрожавших пальцев Сергея, пыхнула в снегу белым дымком и погасла. Парень торопливо закурил новую.