Смерть - не азартный охотник. Самоубийство исключается

Хейр Сирил

— Если бы в тот момент я заметил что-либо, хотя б в малейшей степени подозрительное, — подчеркнул Мал лет, — я должен был бы сразу же уведомить об этом местную полицию.

— Я не сказал — подозрительное. Я ищу то, что вы видели и что было хотя бы отчасти необычным. Возможно, вам это ничего не говорит, но для меня это может иметь значение. Вы понимаете, что я имею в виду? Возьмите, примеру, номер моего отца. Что вы в нем заметили?

Маллет чуть не рассмеялся вслух. Так часто за время своей работы в полиции он задавал такой же вопрос свидетелям, что ему показалось, словно они поменялись местами.

— Номер вашего отца, — повторил он. — Дайте подумать. Кровать стояла справа

от двери, как войдешь, у стены. Около нее был маленький столик. Описание всего, что на нем находилось, вы найдете в показаниях расследования. Как я понимаю, вы их читали?

Стефан кивнул.

— Мебель, — продолжал Маллет. — Гардероб, закрытый. Стул с какой-то одеждой на нем. Две безобразные китайские вазы на камине. Около окна туалетный столик с выдвижными ящиками. На нем расчески вашего отца, бритвенные принадлежности и все в таком роде. Так, содержимое его карманов — немного мелочи, ключи, записная книжка. Ах да, вот это было необычным — небольшая тарелка. На ней лежало яблоко рядом со складным серебряным ножом. Вот все, что я видел. Правда, я недолго был в комнате и мог что-то упустить.

— Отлично! — тихо сказал Стефан. — Я вам очень обязан, инспектор.

Разве я сообщил вам что-нибудь полезное?

— Вы забили еще один гвоздь в гроб с заключением о самоубийстве. Я имею в виду яблоко.

— Каким образом?

— Отец верил в пользу, которую приносит ежедневно съеденное яблоко. Обычно он съедал по яблоку утром, еще до завтрака, после бритья. Он был человеком устоявшихся привычек. Если он уезжал куда-нибудь на неделю, он брал с собой семь яблок, чтобы быть уверенным, что не пропустит ни одного дня. И брал с собой этот серебряный ножик, чтобы разрезать яблоко. Перед тем как уснуть, он готовил себе яблоко, чтобы утром съесть его. Именно так он поступил и на этот раз. Не очень похоже на человека, если он знает, что наутро его не будет в живых, не правда ли?

— Я только рассказываю вам, что видел, и не выражаю никакого мнения. Но накануне вечером произошло еще кое-что. Возможно, вы об этом слышали, хотя я ничего от этого не ожидаю. Ваш отец увидел в гостинице человека, который показался ему знакомым.

— Что?! — Стефан возбужденно подался вперед. — Где это было? Наверху, в коридоре у его комнаты?

— Нет, нет. Это было в столовой, когда мы разговаривали за ужином.

— В столовой? Вы говорите, это был кто-то, кого он узнал? Господи, инспектор, это действительно очень интересно. Как выглядел этот человек?

— Я сам его не видел. Он прошел за моей спиной. У меня создалось впечатление, что этот человек был не очень высокого роста, судя по его тени, вот и все. Но если вы прислушаетесь к моему совету, не очень рассчитывайте на этот случай. Ваш отец подумал, что увидел знакомого, а потом решил, что ошибся. Только и всего. Возможно, его второе впечатление было верным.

— Он сказал, что ошибся? — настаивал Стефан, не желая отказаться от этой тонкой ниточки. — Вы не запомнили, что именно он сказал?

— Случайно запомнил. Он сказал: «Должно быть, я ошибся. Подумал, что это мой знакомый, но этого не может быть». Затем он обронил что-то о том, что вид со спины часто бывает обманчивым, и продолжал говорить. Минутная заминка в беседе заставила его сменить тему разговора, причем сам он этого не заметил.

— «Должно быть, ошибся», — повторил Стефан. — Это ведь не одно и то же, правда? Он решил, что, должно быть, допустил ошибку, что это не мог быть тот человек, про которого он подумал, потому что этот человек просто не мог там находиться. Вы понимаете, инспектор, отец, может, и был в некоторых отношениях странным, но глаза у него были на месте, и он не часто допускал

ошибки такого рода. Допустим, он не ошибся и что человек, который «не мог» быть там, на самом деле там находился? Допустим...

— Боюсь, в вашем случае слишком много предположений, — сказал Маллет, взглянув на часы.

— Пожалуй, да. И боюсь, что я слишком бесцеремонно трачу ваше время, как вы только что мне напомнили. — Стефан поднялся со стула. — Видимо, это все, что вы можете мне рассказать?

— Ничего больше не могу сейчас припомнить, мистер Диккинсон.

— Тогда я попрощаюсь с вами и благодарю вас. Так или иначе, вы дали мне кое-какие сведения, с которыми я могу продолжить расследование. Сегодня утром за завтраком я испытывал желание махнуть на все рукой.

— Не вижу, чтобы я очень помог вам, — вежливо сказал инспектор.

— Вы дали мне достаточно, чтобы видеть все дело насквозь, — было ему ответом.

И несколько минут спустя из ворот Нового Скотленд-Ярда вышел решительный молодой человек.

Оставшись один, Маллет на некоторое время углубился в размышления. Он понимал, что бессовестным образом потратил кучу драгоценного служебного времени, обсуждая версию, которая, возможно, не имеет никакого основания, к тому же определенно была не его делом. Совестливый офицер испытывал бы в этой связи сожаление. Но Маллет, которого его злейшие враги называли не иначе, как добросовестный, не чувствовал ни малейших угрызений совести. Вместо этого он, к своему удивлению, был приятно возбужден. Какое-то шестое чувство подсказывало ему, что это была вторая и отнюдь не последняя глава истории, которая началась в «Пендлбери-Олд-Холле». Посмеиваясь над своим легкомыслием, он вытащил из ящика стола пустую папку, торжественно надписал ее «Диккинсон» и снова положил, еще пустую, на место. Затем взял лист бумаги и в очень осторожных выражениях написал личное письмо, адресованное его старому другу, начальнику сыскного отдела полиции Маркшира.

Закончив с этим, инспектор Маллет с головой окунулся в текущую работу. И повседневная рутина снова воцарилась в маленькой комнатке, окнами выходящей на реку.

Глава 7

ВОЕННЫЙ СОВЕТ

Понедельник, 21 августа

Парадная дверь особняка Диккинсонов на Плейн-стрит тихо закрылась за ушедшим визитером. Горничная, которая проводила его до выхода, снова вернулась в свои владения под лестницей. Когда ее шаги затихли, на несколько минут во всем доме воцарилась полная тишина. Затем люди, находившиеся в гостиной, переглянулись, кто-то глубоко вздохнул, и они с облегчением снова заговорили.

— Ну! — сказала Анна, нервно зевнув.

— Стефан! — отозвалась миссис Диккинсон. — Ты страшно удивил меня. — Видимо, она поняла недостаточную точность своего замечания. — Я хочу сказать... — Она отказалась от попытки выразиться яснее. — Разумеется, я понимаю, что ты изложил только то, что считаешь верным, — заключила она.

— Совершенно невероятное дело! — важно сказал Мартин. — Не знаю, нравится ли мне все это. Ты действительно потряс нас всех, Стив. Верно, Анни?

Стефан Диккинсон стоял посередине комнаты со взъерошенными волосами и раскрасневшимся лицом, на котором застыло полуторжественное, полусмущенное выражение. Он выглядел как фокусник-любитель, который удачно извлек из шляпы кролика и теперь не знает, куда девать бедное животное. За исключением мгновенного укола боли, когда он услышал, как его фамильярно назвали Стивом, он не обращал внимания на то, что говорили остальные. Вместо этого он обернулся к единственному присутствующему человеку, который еще ничего не сказал, и спросил: