Шрифт:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1
По корпусу огромного сфероподобного рудовоза, идущего порожняком, разносилось приглушенное бормотание единственного включенного двигателя.
Оно достигало и жилых помещений судовой команды, отчего полы и перекрытия в каютах непрерывно вибрировали. Характер вибрации зависел в первую очередь от расположения духа двигателя. Иногда эта дрожь могла быть раздражающей, иногда – успокаивала. Но после четырех недель, проведенных на борту грузового судна «Нелли Майн», которое было приписано к одному из портов на Тау Кита, Лунзи Меспил замечала гул двигателя только тогда, когда задумывалась о нем. Когда она только оказалась на борту в качестве судового врача, недавно нанятого для рудной платформы «Декарт-6», этот звук доводил её
Первые несколько дней она почти безвылазно просидела в своей расположенной на отшибе крошечной каюте с голыми стенами, которая служила ей и жилищем, и рабочим кабинетом одновременно. Так что у неё было более чем достаточно времени для раздумий о дочери Фионе. Четырнадцатилетнюю Фиону, привлекательную и не по годам развитую девочку, Лунзи оставила под присмотром своего старого друга, служившего начальником Медицинского Управления на недавно колонизованной планете системы Тау Кита. Хотя люди обосновались там совсем недавно, жить в том городке было одно удовольствие, поскольку планета отличалась хорошим климатом, имела вполне подходящую по отношению к людям биосферу и чередующиеся времена года.
Огромные площади плодородных угодий позволяли выращивать как традиционные земные виды растений, так и разнообразные гибриды. Лунзи и сама надеялась обосноваться там, когда подойдет к концу её служба на платформе.
К несчастью, Лунзи не имела иных средств к существованию, кроме работы, а в системе Тау Кита даже предметы первой необходимости были столь дороги, что оклад простого медицинского эксперта не давал достаточного дохода для более-менее сносной жизни. Требовалось найти более прибыльное занятие, но атмосферно-гравитационный мир не испытывал особой нужды в специалисте её профиля, практикующем в области психологических травм космического происхождения. Делать было нечего, ради хорошего заработка пришлось соглашаться на работу вне планеты. Однако, к её великому ужасу, все должности, которые наиболее соответствовали её специальности и опыту и максимально оплачивались, предполагали командировки в самые захолустные и необжитые уголки Галактики. Это означало, что она не сможет взять Фиону с собой. Поборов многочисленные сомнения, Лунзи подписала контракт с корпорацией «Декарт», согласно которому ей предстояло в течение нескольких лет работать на весьма удаленной рудной платформе.
Фиона очень рассердилась, когда узнала, что поехать вместе с матерью не сможет. Она было заартачилась, не желая мириться с этим вынужденным для Лунзи обстоятельством. Полностью замкнувшись, девочка всячески избегала матери, уклоняясь от любых разговоров, и упорно распаковывала две её пятикилограммовые дорожные сумки, едва лишь та укладывала их. Это была всего лишь детская выходка, но она показала Лунзи, как болезненно Фиона переживает предстоящую разлуку. С самого рождения дочери они никогда не расставались больше чем на день. Сердце Лунзи тоже разрывалось на части, но она понимала то, чего Фиона понять не могла: только жесткая экономическая необходимость заставляет мать согласиться на должность судового врача так далеко от дома и покинуть дочь.
На Тау Кита они приехали в группе ученых, изучавших целесообразность организации центров клонирования на недавно колонизированной планете.
Лунзи была введена в состав группы по решению совета по этике; их заинтересованность была вызвана тем, что ещё в дни обучения на медицинском факультете Университета она принимала активное участие в работе подобной группы, приведшей в результате к созданию экспериментальной колонии. Проку в тех экспериментах оказалось на удивление мало даже для самих участников группы. Кроме того, Лунзи рекомендовал совету её бывший муж Сион. Его имя становилось все более известным и уважаемым среди ученых, работавших в области генетики, особенно тех, кто занимался регулированием мутаций человеческого организма в условиях сильного тяготения.
Консилиум, обсуждавший этическую сторону вопроса, собирался всего четыре или пять раз. В конце концов
Лунзи осталась без работы, в её услугах больше не нуждались. Секретность проводившихся исследований не позволяла Лунзи объяснить дочери, почему её не взяли на работу, ради которой они и приехали на Тау Кита.
После пятой или шестой попытки упаковать свою поклажу Лунзи уже с закрытыми глазами узнавала каждую из тех немногих вещей, которые она собиралась взять с собой. В конце концов она отнесла багаж в медицинский центр и заперла на складе отравляющих веществ, чтобы Фиона больше не могла добраться до сумок.
К этому времени молчаливый протест сменился просто дурным настроением.
С бесконечными любовью и терпением Лунзи наблюдала за Фионой, ожидая, когда та смирится с их грядущей разлукой, и старалась почаще бывать рядом с томимой переживаниями дочерью, чтобы помочь ей, когда она решится на разговор. По собственному опыту Лунзи знала, что давить на Фиону ни в коем случае нельзя: ни к чему хорошему это не приведет. Матери следовало дать дочери возможность прийти самой. И только тогда, когда та сама сочтет нужным. У них было очень много общего, и попытка приблизить развязку могла бы привести к настоящему взрыву, не хуже, чем в ядерном реакторе. На работе в медицинском центре Лунзи буквально не находила себе места. Она помогала коллегам выполнять текущую работу чисто автоматически, поскольку все мысли её были рядом с Фионой.
И вот наконец долгожданный день настал. Когда Лунзи вернулась из медицинского центра, Фиона встретила мать и протянула ей небольшой тяжелый сверток, напоминающий по форме треугольную призму. Лунзи улыбнулась, догадавшись, несмотря на упаковку, что находится внутри. В пакете с фирменным знаком недавно открытого салона лежала голограмма с изображением Фионы. На девушке было самое лучшее её платье, сшитое по последнему слову моды. Лунзи вспомнила, как дочь терзала её, умоляя добавить недостающую сумму, чтобы купить этот наряд, – большую часть она скопила сама, откладывая понемногу карманные деньги. Достаточно было лишь взглянуть на голограмму, чтобы увидеть, сколь многое дочь унаследовала от матери: выступающие скулы, высокий лоб, выразительный рот. Правда, волнистые мягкие волосы были значительно темнее, а брови казались почти черными по сравнению с золотистыми бровями Лунзи. От отца Фионе достались продолговатые, чуть томные глаза и энергичный подбородок. Эти черты придавали её лицу непреклонное, чтобы не сказать упрямое выражение, даже в ту пору, когда она была ещё совсем малышкой. Рубиново-красное платье выгодно подчеркивало белизну девичьей кожи, девушка в нем казалась изысканным, прелестным цветком. Изюминка наряда заключалась в полупрозрачной, ниспадающей свободными складками пелерине, струившейся с плеч. По всему её полю были рассыпаны мельчайшие мерцающие звездочки, и их бледное сияние окутывало Фиону, образуя у самых её икр водоворот, напоминающий хвост кометы. Лунзи с трудом оторвала взгляд от подарка и встретилась с настороженными глазами дочери, которые пристально следили за ней. В них читалось напряженное ожидание: что же она сейчас услышит?
– Как же я люблю тебя, милая, – промолвила Лунзи, крепко обнимая дочь.
Она бережно уложила голограмму в небольшую сумочку для документов. – Я буду так тосковать по тебе.
– Не забывай меня! – И не в силах больше сдерживать слезы, девочка разрыдалась у Лунзи на груди.
Лунзи сжала заплаканное лицо дочери между ладонями, вглядываясь в него, впитывая его, запоминая наизусть малейшую его черточку.
– Никогда не забуду, – пообещала она. – Я просто не смогу тебя забыть.
И вернусь раньше, чем ты думаешь.
Лунзи спешно привела в порядок свои дела в лаборатории, переложив большую часть рутинных обязанностей на плечи соисполнителей, чтобы развязать себе руки и все оставшееся до командировки время провести рядом с дочерью. Они объездили все окрестные достопримечательности и только в последний день перевезли все пожитки Фионы с их служебной квартиры в дом друга Лунзи, который согласился опекать девочку, пока мать будет в отъезде. Все эти дни они прожили душа в душу, стараясь слить воедино свои переживания; они то и дело спрашивали друг друга: «А помнишь, когда?.. А помнишь, как?..», делясь драгоценными для обеих воспоминаниями. Светлая и радостная полоса жизни каждой из них, которая, как показалось Лунзи, прошла слишком быстро.