Смерть по сценарию
Шрифт:
Пульс посмотрел на меня долгим печальным взглядом. Мне очень хотелось спросить, знает ли он, какая неприятность постигла его подружку Веронику Жемалдинову, но язык не повернулся. Пульс тоже человек, я должна это учитывать.
— А меня Менро споил, — сообщил он. — Как вам это нравится? И ваш оперативник тоже... «Не пью», — говорит... А сам выдул поллитру и не поморщился.
Вот оно что. А я-то думаю, где Сахаров успел с утра глазки залить?
— А мне плохо, — пожаловался Пульс. — Мне очень плохо, Тоня. Если б не съемки, пошел бы домой да спать лег. Я один сон мечтаю увидеть... Рассказать? Сцена — большая, как в Театре Российской армии, даже еще больше. Идет спектакль. Актеров занято штук сто. Я — в главной роли. Зал забит зрителями до отказа, на балконе
— Вы его уже видели?
— Видел... — Пульс помрачнел. — Только там перед самым финалом я упал в оркестровую яму. И никаких оваций...
Он вздохнул и поскреб свою впалую грудь.
— Эх, жизнь...
До начала съемок оставалось двадцать минут. Я уже хотела встать и позвать Пульса в павильон, как тут в кафе появился Денис. Естественно, я никуда не ушла.
Денис взял кофе и бутерброд и подсел к нам. Выглядел он тоже не лучшим образом. Тусклые глаза, опять двухдневная щетина, примятая левая щека. Я принюхалась, не пахнет ли от него водкой, но учуяла только запах моего любимого французского одеколона. Правда, вроде бы с легкой примесью спирта. Но, может, это несло от Пульса.
Пульс очень обрадовался Денису. Он что-то сказал о новой картине Валериани, Денис что-то ответил. Я думала о Мадам и одновременно старалась найти повод прийти к Денису в гости.
— Тоня, — вдруг обратился он ко мне, — ты же у нас будущий экономист. Рассчитай мне, пожалуйста, зарплату исходя из шести дней в неделю и двух репетиций.
— За какой срок?
— За пять недель.
— А ставка?
— Попозже скажу. Надо еще раз уточнить у Михалева.
— Сделаю. Могу даже сегодня. Я, кстати, все равно хотела к тебе зайти. Мне надо пару дискет просмотреть, ты меня за свой компьютер пустишь?
— Пустил бы, да он вчера сломался. Мастера вызвал — не пришел. А тебе срочно надо?
— Чем быстрее, тем лучше.
— Тогда к Линнику обратись. У него есть четыреста восемьдесят шестой.
— Ладно...
Я расстроилась. Мой ход конем не удался. А как хотелось совместить приятное с полезным!
— Зачем тебе деньги, Денис? — спросил Пульс тоном бессребреника, которому деньги не нужны. — Бери пример с меня — живу как бабочка, перелетая с цветка на цветок...
— В Америку хочу съездить, — ответил Денис. — Приятель один обещал познакомить меня с Джеймсом Вудсом и Робертом де Ниро.
— Виски там пить будешь? — нахмурился Пульс.
— Буду.
— А где твоя славянская гордость?
— Да пошел ты... — сказал Денис и поднялся. — Тоня, нам пора. Вадя уже здесь, я его видел.
— Ты сегодня у нас работаешь? — обрадовалась я.
— У вас...
Пока мы шли к павильону, я рассказала Денису о Мадам. Он ничего не знал и был так поражен, что мне пришлось дважды повторить одно и то же. Он не мог поверить. Мадам всегда казалась ему кем-то вроде Вечного Жида; на его памяти она ни разу не болела ничем, кроме простуды и гриппа; так что же произошло? И он с подозрением посмотрел на меня, словно это я довела старушку до инсульта.
Оправдываясь, я вкратце поведала ему о бестактном поведении оперативника Сахарова, а также, сгорая от стыда, о том, что я посвятила Мадам в некоторые детали
Денис долго молчал, потом спросил, в какую больницу отвезли Мадам, и больше не сказал мне ни слова. В павильон он вошел в таком отвратительном настроении, что Невзорова, которая бросилась было нам навстречу с распростертыми объятиями, испугалась и спряталась за Ва-дину спину.
Я чувствовала себя виноватой. Денис не смотрел на меня, был мрачен, груб с Вадей и оператором. Невзорова несколько раз отходила в сторону и там тихо плакала. Новоявленный жених Сладков пребывал в эйфории, что сказалось на его работоспособности: он так старался, что минут через двадцать после начала съемок весь павильон был в дыму и смраде, мы задыхались, кашляли, а Вадя, схватившись за голову, во всеуслышание заявил, что его сейчас стошнит. Сделали перерыв.
От всех сегодняшних переживаний у меня пропал аппетит, и в кафе я не пошла. Бедняжка Невзорова напрасно бросала на меня умоляющие взгляды — я решительно отвернулась от нее и уткнулась в книжку. Она покрутилась неподалеку, повздыхала, потом пошепталась с Пульсом, и они, пошатываясь, удалились куда-то под ручку.
А я смотрела в книгу и видела фигу. Гибель Вероники, а теперь и несчастье с Мадам снова поколебали мою уверенность в собственных силах. Я понимала совершенно ясно: следователя из меня не вышло. Вся информация, которую я нарыла к настоящему моменту, ничего не стоила. Это были какие-то разрозненные факты, наблюдения и домыслы; я подозревала всех и в то же время не подозревала никого. Вчера, когда я ложилась спать, мне вдруг показалось, что это я сама всех убила. Я видела по телевизору такой фильм: юная художница мочит своих приятелей с завидным упорством, при этом бегает в полицию, клеймит нерасторопных и тупых полицейских, пишет обличительные письма в газету, а ночами дрожит от страха, пока случайно не обнаруживает самое себя с окровавленным ножом в руке над трупом лучшей подруги. Выяснилось, что она страдала раздвоением личности, о чем знал только лишь ее блаженной памяти дядя, которого она прибила еще лет пять назад бейсбольной битой, тоже как-то ненароком.
И я подумала: а что, если и я страдаю раздвоением личности? Меня это так напугало, что я вскочила с кровати и бросилась в комнату к Пете и Люсе. Люся читала журнал, а Петя спал и был очень недоволен, когда я его разбудила. Выслушав меня, он сказал, что я абсолютно нормальна, если не считать того, что ужасно воспитана. А это, мол, его упущение, поэтому я могу спать спокойно и не мучиться чувством вины.
Но мучиться я не перестала и уснула поздно, с ощущением какого-то вселенского одиночества. А тут еще Невзорова приснилась...
Мои размышления прервал Вадин визг. Он опять разругался с оператором. Я вышла из павильона и пошла куда глаза глядят, лишь бы подальше от знакомых.
Вчера, сидя в пижаме у стола, я еще раз рассмотрела свои трофеи, добытые в квартире Вероники, Мишину фотографию поставила перед собой, остальное убрала в ящик. Затем достала свою тетрадь и попыталась графически изобразить все известные мне факты. Фактов, к моему огорчению, оказалось всего два: убийство Миши и убийство Вероники. Связующим звеном между этими именами был Пульс. Только он был знаком и с Мишей, и с Вероникой. При таком раскладе он просто обязан быть убийцей. Если это не так, его все равно следует посадить в тюрьму — хотя бы за то, что он путает мне всю картину. Ведь это он (а кто ж еще?) позвонил Веронике в ту минуту, когда она уже готова была открыть мне имя змеи. И он сбивал с толку нас с Мадам, имитируя голос Вероники на Мишиных поминках.
Далее я выписала поочередно фамилии тех, кто присутствовал в тот вечер в гостях у Миши.
Линник. Лучший Мишин друг, хороший парень, талантливый актер и автор-исполнитель. Какой у него мог быть мотив для убийства? Пожалуй, никакого. Я, конечно, не экстрасенс, в душу заглянуть не могу, а могу лишь видеть то, что лежит на поверхности. У Линника видимых причин для убийства нет. Да, я думаю, невидимых тоже нет. Против него только то, что у него отсутствует алиби. Но алиби отсутствует у каждого из этой компании.