Смерть по сценарию

Столбова Татьяна

Миша — отдельный разговор. Он приводит меня в восхищение и недоумение одновременно. Я восхищаюсь его красотой, его умом, его чувством юмора, его талантом, его доброй душой и его несравненным обаянием. Кажется, Миша открыт как ребенок; он так чист, так прекрасен, так внимателен, что люди обычно вываливают на него все свои сомнения и обиды. Недоумеваю я по одной причине: Миша таит в себе какую-то загадку. Я уверена в этом на все сто. Не так он прост, как всем видится. Естественно, я пыталась разгадать Мишу, пользуясь его явным расположением ко мне (скажу по секрету, что год назад он предлагал мне руку и сердце — в шутку, но я поверила и верю до сих пор). Не знаю, ловко ли я повела разговор, но Миша ускользнул от меня так легко и просто, что мне стало обидно. Он — не то что я. Он владеет юмором великолепно.

Он умеет шутить тонко и умеет шутить грубо, что я лично считаю верхом совершенства, — попробуйте пошутить грубо и в то же время не вульгарно и действительно смешно! Так вот, используя свой дар юмора, Миша свободно обошел все мои ловушки, и через три минуты мы уже мирно беседовали на тему, предложенную им. Причем на такую тему, что очень увлекала меня, и я даже не заметила, как он свернул разговор. Заметила только дома, когда сидела с Петей и его женой Люсей на кухне и пила чай. Как же мне было обидно! Он провел меня как ребенка! Меня, взрослую опытную женщину! Ужас.

Но что-то меня занесло. Так бывает, когда я думаю о людях, близких мне.

Миша вывалил на кухонный стол Мадам кучу свертков, и мы собрались пировать. Но тут опять зазвонил звонок. Явился Саврасов. Он тоже принес угощение — две бутылки вина. Мило с его стороны. Я люблю вино, но никто вокруг меня не любит, когда я его пью. Это проблема. Но не моя. Я никого не слушаюсь и пью. Правда, много мне все равно не дают. Вот это уже моя проблема.

Миша разлил вино, по традиции наполнив бокалы до краев всем, кроме меня. Мне он налил меньше половины. Я, тоже по традиции, обиделась. Саврасов, опять же по традиции, утешил меня добрым словом. Мадам подмигнула мне, и я с удовлетворением поняла, что при первом же удобном моменте она мне отольет немножко из своего бокала.

И снова звонок. Саврасов сам пошел открывать. Моей радости не было предела, когда я услышала из коридора голос Дениса. Вроде бы я даже покраснела. Миша заметил это и грустно улыбнулся. Слегка. Он тактичен и никогда не позволит себе посмеяться над чужим чувством.

Денис ничего не принес, кроме себя самого. Зато, пока он здоровался с Мишей, Мадам плеснула в мой бокал вина и я быстро его выпила. Мне стало совсем хорошо. Мы перешли в комнату и там завели беседу о литературе.

Денис сам пишет маленькие симпатичные рассказы, два из которых я уже читала — он мне оказал такое доверие. В первом рассказе говорилось о мальчике и его собаке. Они дружили, но потом случилось несчастье — мальчик попал в больницу. Было это зимой. Собака ждала его у больницы несколько недель, пока пьяный сторож ночью не подстрелил ее. Очень трогательный рассказ. Второй тоже повествовал о любви, но уже взрослой, плотской. Девушка влюбилась в старенького дяденьку, а тот оказался графоманом, алкоголиком и развратником. Узнав об этом, девушка решила спасти возлюбленного. Сначала она разделась перед ним догола — за это он пообещал ей целые сутки не писать свой бесконечный роман, не пить водку и не смотреть порнофильмы. Наврал. Потом она провела с ним ночь — на тех же условиях. Он снова наврал. И тогда она наврала ему в ответ, что она его дочь, в надежде, что хоть это исправит старого негодяя. Наутро, когда девушка пришла к нему и открыла дверь своим ключом, она обнаружила, что он висит в коридоре вместо лампочки, с отвисшей челюстью и вытаращенными глазами, одна нога босая, другая в рваном тапке.

Оба рассказа Дениса мне очень понравились, о чем я не замедлила ему сообщить.

Миша тоже пишет. Но не рассказы, а статьи. Он увлекается восточными религиями, изучает их, анализирует. Свои статьи он сам переводит потом на английский и немецкий, посылает их в Америку, Англию и Германию, получает оттуда неплохие гонорары. Саврасов говорил мне, что Миша очень ценится в тамошних научных обществах. Удивительно. Еще одна загадка (точнее, еще одно загадочное достоинство) этого человека. Актер — существо, по понятию большинства, эфемерное, не слишком умное и малообразованное — всерьез и с успехом занимается наукой. Исключение, только подтверждающее правило.

Саврасов ничего не пишет, но зато много читает и отлично разбирается в литературе. Под стать ему и Мадам. Разница между ними в том лишь, что он поглощает огромное количество книг разных жанров и направлений,

а Мадам специализируется исключительно на серьезной прозе, поэзии и философии.

Я тоже много читаю, но понимаю суть часто не разумом, а чувством.

Конечно, в комнате у нас почти сразу началась типичная литературная беседа, своего рода «круглый стол». Обсуждали новый роман Кукушкинса. В основном говорили мы с Мадам и Саврасовым. Денис изредка вставлял фразу-другую, а Миша вообще молчал. Его интересует только Восток, и скорее всего Кукушкинса он не читал. Так я подозреваю, хотя сам он утверждает обратное.

Я однажды сказала ему, что во всех произведениях Кукушкинса присутствует Восток — в той или иной степени, конечно. На что Миша пожал плечами и ответил, что сейчас это модно и всяк автор, кому не лень, пытается выставить себя знатоком восточной религии, ибо она считается глубоко философской. Я обиделась за Кукушкинса и не стала продолжать этот разговор.

Короче, мы спокойно беседовали о романе «Три дня в апреле». Единственным недостатком этого произведения я считаю полное отсутствие положительных героев. Прежде Кукушкинс был добрее к людям. Со мной согласился Саврасов, который прочитал уже большую часть романа. А Мадам сказала, что прекрасно понимает автора — вокруг так много сора, что в нем трудно разглядеть хорошего человека. К тому же вполне возможно, что наш Кукушкинс одинок и потерял веру в разумное, доброе, вечное. Такое случается, и довольно часто. Жаль только, если и следующий роман окажется столь же мрачным, наполненным безысходностью и отчаянием.

— Художественная проза основана на вымысле, — негромко сказал Миша.

— И что? — удивилась я. — Это разве открытие?

— Нет, не открытие, но... Тоня, я предпочитаю правду жизни.

И Миша улыбнулся, смягчая свой снобизм. Вот уж не ожидала от него!

— Ваш Кукушкинс, — продолжал Миша, — предлагает вам несуществующего персонажа. А вы обсуждаете его жизнь, его поступки и мысли так, словно они были на самом деле. Это самообман. И обман.

— Это не обман, а искусство! — Я рассердилась. — И не самообман, а восприятие творчества. Ты, кстати, в театре и в кино тоже предлагаешь зрителям несуществующих персонажей. Как быть с этим?

Миша явно смутился.

— Да... Наверное.

Вот и все, что он мне ответил. Потом по привычке пожал плечами и отвернулся от меня.

В разговор вступил Денис. Увлекшись своими мыслями, он не слышал, о чем я говорила с Мишей, и поэтому продолжил предыдущую тему. Он, как и Саврасов, был согласен с моим мнением: в большом произведении всенепременно должен быть положительный герой, хотя бы для того, чтобы противостоять отрицательным. Надо же иметь уважение к читателю, состояние внутреннего мира которого на несколько часов зависит от автора книги. Но, добавил Денис, почему вы считаете, что в романе «Три дня в апреле» нет положительного героя? А Лин Во? Он, кстати говоря, даже чересчур положительный...

Последнее заявление Дениса вызвало бурную реакцию. Саврасов поднял руки, протестуя, и уже открыл рот, собираясь высказать свое мнение на этот счет, как вдруг опять зазвенел звонок.

Миша пошел открывать. Это был Пульс...

***

Вот и теперь — только я докурила сигарету, как на съемочной площадке появился Пульс. Он поздоровался с Бадей, с Саврасовым, с Денисом, с Невзоровой и со всеми остальными. Кроме меня. Меня он не любит. Это роднит его со Сладковым.

— Вадим Борисович, когда моя сцена? — вежливо обратился он к Ваде.

— Завтра, — буркнул романтичный Вадя.

— Как это завтра? — Пульс выпучил свои рыбьи глазенки. — Вы же вызывали меня на сегодня, на четыре часа.

— Да?

Вадя заглянул в свой сценарий, полистал страницы и сказал:

— Действительно. Ну что ж, подождите.

Пульс взял стул, сел рядом со мной. Я встала. Все равно все уже были готовы к съемке.

Пульсу пришлось ждать долго. Невзорова сегодня пребывала в отвратительном настроении, все портила, а потом еще и заливалась слезами. Вадя бесился — негромко так, почти шепотом, как тихо помешанный. Он каждые полчаса объявлял десятиминутные перерывы, но, по-моему, делал этим только хуже. Все вымотались до предела, переругались между собой, а Денис даже накричал на Вадю и ушел к Михалеву.