Смерть по сценарию
Шрифт:
— Я сам схожу, — сказал он, легкой походкой пересек комнату и вышел в коридор.
Денис побежал за ним.
Вернулись они с тремя бутылками такого же вина, какое мы пили, а к нему купили связку бананов, большой ананас и коробку моего любимого грильяжа.
Мы с Мадам стали накрывать на стол, Саврасов полез в шкафчик за штопором, Миша пошел на кухню — резать ананас. Денис, как обычно, уселся в кресло и с умиротворенной улыбкой обозревал нашу суету. Когда все было готово и мы приготовились отмечать наступление весны, раздался звонок в дверь.
Это, конечно, был Пульс. Учуял грильяж, бляха-муха... Обычно
Незваный гость прошел в комнату, любезно поздоровался со всеми, кроме меня, и плюхнулся на стул. Его противные глазки тут же зашарили по столу и, естественно, наткнулись на грильяж. Я застонала. Миша наступил мне на ногу — слишком воспитанный он, право слово. Пульсу на мои стоны наплевать.
Саврасов разлил вино (несмотря на мой пристальный гипнотический взгляд, мне — чуть меньше, чем остальным). Я опять застонала, и тут уже мне на ноги наступили с двух сторон — Миша и Мадам. С трудом я удержалась, чтобы не встать гордо и не выйти из комнаты.
В первые же пять минут мы с Пульсом съели весь грильяж. Он на две конфеты больше, чем я. У него пасть шире...
Вот примерно в таком роде я злобствовала около получаса, пока мы не допили все вино и мое настроение не улучшилось в связи с уходом Пульса. Потом, когда за ним захлопнулась дверь, Мадам прочитала мне небольшую лекцию о правилах поведения. Я выслушала ее вполне благосклонно и даже согласилась с ее утверждением, что в гостях надо вести себя прилично. Потом... В общем, вроде бы все было как обычно. Мысли мои путаются, потому что этот день запомнился мне прежде всего страшным событием, которое произошло позднее, а прочее отложилось в памяти только фрагментарно.
Домой я вернулась около половины восьмого. Петя с Люсей уже давно были дома, смотрели «Новости» и на мое появление не обратили внимания.
Мое полотенце висело на балконе. Вся посуда была вымыта. Книги аккуратно сложены на полке. Только в комнате моей никто прибираться не стал. Я пообижалась немного — минуту или две, — затем взяла новый журнал и свалилась на диван. Где-то в середине какого-то нудного рассказа я уснула. А проснулась с первым утренним лучом оттого, что мой брат Петя осторожно тряс меня за плечо и негромко говорил: «Тоня, Тоня, проснись... Звонила Владислава Сергеевна... Произошло ужасное несчастье... Мишу убили...»
Глава шестая
Вадя отпустил меня домой через час после начала съемки. Толку от меня все равно не было. Я еле ноги передвигала, а хлопушка мне казалась такой тяжелой, словно была сделана из железа.
Я не нашла в себе сил даже для того, чтобы сразу уехать со студии. Сначала поплелась в кафе, купила стакан сока и сидела с ним какое-то время, глядя в мутную желтизну у донышка. Каждый миг, как наваждение, мне виделся Миша. Однажды даже послышался его голос. Я вздрогнула, быстро обернулась, но... это говорил оператор из ми-хал евской группы. Говорил о Мише... Я не могла этого слышать. Хорошо, что тут пришел Саврасов. Наверное, он единственный сейчас человек, который не тяготит меня.
Он взял себе чашку кофе и сел рядом со мной. Кажется, его снова мучила одышка. Я мельком взглянула на него. Так
— Вам плохо, Михаил Николаевич? — тихо спросила я.
— Да, мне плохо, — сипло ответил он. — Мне очень плохо, Тонечка. Я сегодня всю ночь не спал. Как чувствовал...
— Вы бы поговорили с Вадей... Может, он и вас отпустил бы.
— Я говорил. Он сказал, что не имеет права отменять съемку. Я у него один остался. Ну и Пульс еще. Денис в шоке — он вообще сегодня не пришел ни к нам, ни к Михалеву. Мадам вызывала ему врача... Людочка в истерике — тоже не пришла...
Такая длинная речь далась Саврасову с трудом. Последние слова он уже выдохнул, после чего допил кофе и надолго замолчал.
Тут только я вспомнила, что Миша — его племянник. Боже, до чего Вадя иногда невозможен... Отпустил Дениса и невротичку Невзорову, а пожилого человека, родственника погибшего...
Я впервые подумала о Мише как о погибшем. И впервые у меня мелькнула мысль, что этого просто не может быть. Вчера он был жив, здоров и даже весел — неустойчивое настроение Мадам поправилось после того, как Миша рассказал несколько забавных историй о репетициях нового спектакля и еще пару анекдотов. Мы все хохотали до слез...
Наверное, Саврасов вспомнил то же самое. Руки его вдруг задрожали. Он достал носовой платок и уткнулся в него.
— Михаил Николаевич, — сказала я, — плюньте на Вадю. Поехали домой.
Он покачал головой. Он слишком ответственный. Это, конечно, хорошо, но бывают такие случаи, когда надо прежде подумать о своем здоровье, а не о работе.
— Поехали домой! — сердито повторила я.
Я была готова схватить его за рукав и потащить за собой к выходу.
Он поднял глаза и посмотрел на меня. Нет, мое сердце не могло выдержать этого взгляда. Я махнула рукой:
— Делайте как знаете...
Оставив Саврасова в кафе, я ушла со студии и поехала домой.
В середине пути мне вдруг пришла в голову мысль, что нашей Мадам тоже наверняка сейчас очень плохо и не следовало бы в такой день оставлять ее одну.
Я эгоистична, но в меру, поэтому, постояв немного в переходе метро, я поборола желание ехать домой и направилась к Мадам.
Мне повсюду мерещился Миша. В каждом высоком мужчине я видела его, всматривалась в лицо и тут же отворачивалась, наткнувшись на равнодушный взгляд чужих глаз. Я вспоминала его голос, его походку, его улыбку, его жесты; я начинала приходить к мысли, что потеряла близкого человека. Может быть, если бы не его гибель, я никогда бы этого не поняла, но теперь... Теперь, когда я точно знаю, что Миши больше нет, я...
Слезы хлынули ручьем. Я вышла из метро и села на скамейку. Нужна ли я Мадам в таком ужасном настроении? Скорее всего это ей придется меня утешать, а не мне — ее... Вот если бы там был Денис... Он сильный человек, и он, конечно же, справился бы с двумя рыдающими тетками, — но Денис у себя дома, пьет успокоительное... Все-таки Миша — его ближайший товарищ. Вот если бы погиб Пульс или, на худой конец, Невзорова, он бы вполне смог нас утешить. Хотя тогда я не стала бы рыдать.
Греховные мысли... Я быстро испросила у Создателя прощения, поднялась со скамьи и пошла к дому Мадам. По дороге купила двести граммов драже и бутылку пива. Так я собиралась помянуть Мишу.