Смерть по вызову
Шрифт:
– Как ваша фамилия и имя отчество? – парень, вооружившись ручкой, раскрыл перед собой на тумбочке замусоленную тетрадь.
– Фамилия-то? – переспросил Розов, отметив про себя, что телефона рядом с парнем нет, а значит, позвонить наверх врачу Петрушину и проверить слова посетителя о сломанной ноге и назначенной консультации не представляется возможным. – Фамилия моя Елизаров, – сказал Розов. – Константин Александрович Елизаров.
– Известная фамилия, – кивнул охранник, делая запись в журнале. Видимо, парень истомился на этом стуле за утро, хотел хоть с кем-то переброситься словом. – Вы случайно не родственник
– Меня многие об этом спрашивают, – загадочно улыбнулся Розов, положил пластиковый пакет на стойку и расстегнул пальто. – Вообще-то родственник, но дальний. Можно сказать, седьмая вода на киселе. Я знаменитого родственника всего и видел-то пару раз.
Розов передал пальто оставивший свой чай гардеробщице, мучительно вспоминая, в какие годы жил и когда скончался знаменитый врач, фамилия которого так неожиданно всплыла в памяти, скончался ли он вообще или здравствует по сей день.
– Да, пару раз только и видел его, но помню хорошо, хотя сам был тогда ещё в юношеском возрасте, точнее в младенческом, – повторил Розов, решив для себя, что врач Елизаров, скорее всего давно скончался. – Травматология на третьем этаже? – спросил он охранника и подумал, что человек, лежавший здесь со сломанной ногой, наверняка такого вопроса не задал бы.
– На третьем, – охранник закрыл журнал, сунул ручку в нагрудный карман. – Совсем память ослабла. Розов, прижал руку к голове, другой принял у гардеробщицы номерок. Старуха зевнула и вернулась к остывающему на подоконнике чаю.
– Жизнь такая, – философски заметил охранник, отвечая то ли на реплику Розова, то ли на свои невеселые мысли.
Опустив номерок в брючный карман, и взяв со стойки пакет, Розов прошел к лестнице, пообещав меланхоличному юноше быстро вернуться. Нажав кнопку вызова лифта, Розов вместо шума спускающейся кабины услышал звонок, раздавшийся откуда-то из глубины шахты.
– Тьфу, – выдохнул Розов.
Он начал подниматься по лестнице медленным шагом. На площадке между вторым и третьим этажом остановился, убедившись, что рядом никого, раскрыл пакет, вытащил из него белый халат и натянул его на себя поверх черного свитера. Розов машинально заглянул в пакет, словно хотел проверить, не потерял ли по дороге мандарины, кулек с конфетами, несколько пачек импортных сигарет. Убедившись, что мандарины в сохранности, он одернул халат и повел плечами, отметив, что халат тесноват в плечах, короток, даже бедер не прикрывает, и к тому же мятый. Ничего, присматриваться никто не станет, а человек в халате почему-то всегда вызывает доверие, – успокоил себя Розов. Поднявшись на один лестничный пролет, он ступил в длинный темноватый коридор травматологического отделения, отметив про себя, что столик дежурной сестры пуст.
В коридоре никого, лишь одинокая фигура на костылях удалялась от Розова, видимо, в сторону курилки. Палата номер триста десять оказалась второй по ходу от лестничной клетки. Для приличия, постучавшись костяшками пальцев в притолоку, Розов ещё раз осмотрел пустой коридор, переступил порог палаты и закрыл за собой дверь.
Несколько пар глаз уставилось на неурочного посетителя. Один из больных, дотянувшись рукой до тумбочки, убавил громкость радиоприемника. Розов молча осмотрел одну за другой
– Здравствуйте, – наконец сказал Розов только для того, чтобы вообще что-то сказать.
– Доброго вам здоровичка, – ответил старик в пижамной куртке с загипсованной рукой.
– Проходи, Аркаша.
На дальней кровати у окна зашевелился сосед старика, мужчина с задранной кверху ногой, покрытой короткой простынкой. Приподнявшись на локтях, он закивал Розову головой.
– А, вот ты где спрятался.
Переложив пакет из руки в руку, Розов прошел вдоль кроватей до самого подоконника и, увидев пустой стул, придвинул его к изголовью кровати, но тут споткнулся, едва не разлив на пол содержимое эмалированной «утки».
– А ты сильно изменился, – вырвалось у Аркадия Семеновича, когда он, наконец, сев на стул, разглядел брата, сильно похудевшего, бледного в несвежей больничной рубашке на завязках. – Ты вес сбросил. Но тебе всегда шла худоба.
– Что, на черта похож? – спросил Николай Семенович. – У меня тут, как видишь, зеркала нет. Поэтому верю тебе на слово.
– Про черта я ничего не сказал, – ответил младший брат, поставил пакет на пол и удобнее устроился на стуле. – Просто не успел ничего такого сказать.
– У меня просьба к тебе, – здоровой рукой брат взял с тумбочки листок бумаги с накарябанным на нем телефоном, протянул бумажку гостю. – Вот, позвони Маше. Ты её помнишь, моя подруга. Скажешь, чтобы сюда она больше не ходила. Не хочу, чтобы она видела меня в таком состоянии. Я сам себя испугаюсь, когда увижу, – Николай Семенович ощупал ладонью похудевшее лицо. – Скажи, что у нас карантин. Сюда нельзя приходить недели три. Хотел вон его попросить, чтобы позвонил, – Николай Семенович кивнул на старика с загипсованной рукой. – Но уж коли ты пришел…
– Без проблем, – Аркадий Семенович сложил бумажку вчетверо, привстав со стула, сунул её в задний карман брюк. – Что врач-то говорит?
– Врач? – переспросил брат. – Недавно обход закончился. Но врач и сегодня ничего не сказал, темнит что-то. Он вообще от меня морду воротит после того, что обо мне в газете пропечатали. Принимает меня за какой-то отброс общества. Да, не знаю, за кого он меня принимает, но разговаривать он почти перестал.
– Ты, пока тут лежишь, сделался знаменитым, – кивнул Николай Семенович. – Это же надо такое выдумать: ты связан с бандитами, с мафией.
– Как только выйду отсюда, я на эту подтирку в суд подам, – сказал Николай Семенович постным голосом и стало ясно: в суд он подавать не собирается. – Пусть напечатают опровержение и заплатят мне хотя бы символическую сумму за моральный ущерб.
– Ты знаешь, если бы не эта газетка, короче, я не знал, где ты находишься, – Аркадий Семенович улыбнулся. – И никто не знал, где тебя искать. Ты просто исчез – и все. И вдруг эта публикация. Вообщем нет худа без добра. И не расстраивайся – любая газета живет только один день. Кто вспомнит об этой грошовой заметке через неделю, через месяц? Все пустое. – Может, ты и прав, – Николай Семенович кивнул. – Аркаша, мне тут плохо. Совсем плохо. Я весь извелся, я больше не могу лежать на спине. Она болит, вся занемела. Тут в матрасе какие-то насекомые, они меня кусают ночами. Я не могу заснуть и снотворное не помогает. Я хочу помыться.