Смерть под аплодисменты
Шрифт:
– Вы очень красивая женщина, – сделал он комплимент своей собеседнице, – и великолепная актриса. Неудивительно, что молодые люди могут в вас влюбляться. По-моему, это нормально. Я не знаю ни одного человека, который не восхищался бы вашей игрой в фильме «Сотвори себе мир». Вы там были просто великолепны.
Он провел все утро за компьютером и знал, какие роли она играла в молодости. Шахова улыбнулась. Ей было приятно слышать подобные слова. Но он говорил почти искренне. В молодости, четверть века назад, она действительно считалась одной из самых красивых актрис своего поколения. Даже сейчас, в сорок восемь лет, она выглядела очень неплохо и вполне могла влюбить в себя тридцатилетнего молодого человека.
– Спасибо, –
– Вы сами сказали о сплетнях, которые расходятся кругами вокруг известных людей, – напомнил Дронго, – поэтому у меня к вам будет не очень этичный вопрос. Прошу заранее меня извинить, если вам неприятно на него отвечать.
– Что за вопрос? – Теперь, когда он сделал ей комплимент, она готова была ответить и на такой.
– Простите еще раз. Но в театре обратили внимание, что вас не было на похоронах Зайделя. Ни вас, ни вашего сына. Извините, что спрашиваю вас об этом. Просто для того, чтобы прекратить всякие сплетни и слухи. Возможно, вы были, но вас просто не заметили.
Последняя фраза была ошибкой. Он слишком поздно это понял. Она нахмурилась.
– Меня нельзя не заметить, – несколько раздраженно произнесла Шахова, – но нас действительно там не было. Ни меня, ни моего сына.
Он молчал. Нужно было спросить «почему?», но он молчал, понимая, что неосторожным вопросом может лишь усугубить ситуацию. Нужно было дождаться, когда она сама захочет выговориться. Молчание длилось секунд пятнадцать.
– Он вообще никогда не занимался своим сыном, – отрывисто сообщила Ольга Сигизмундовна, – не видел его с детства. От алиментов я отказалась сразу и навсегда. Мне не нужны были его подачки. А он за столько лет даже не захотел увидеть своего сына, узнать о его успехах. Разумеется, и мой сын так же относился к своему биологическому отцу. Я заменила сыну и отца, и мать. Он так и записан в паспорте – Шахов Эдуард Сигизмундович. Отчество у него от моего отца, который формально усыновил моего сына. И я не хотела, чтобы Эдуард приходил на похороны человека, который за четверть века так и не нашел времени поинтересоваться, как живет его сын. Это могло быть воспринято как прощение, а такие вещи не прощаются.
– Я вас понимаю, – вздохнул Дронго.
– И сама я тоже не могла прийти, иначе бы сын не понял и не простил меня. Кроме того, я обязана думать и о своем нынешнем супруге. Наверное, ему было бы не очень приятно такое подчеркнутое внимание к моему бывшему супругу, пусть даже так нелепо погибшему. И я решила не ходить на похороны, чтобы не давать повода для дальнейших сплетен. Представляю, с каким нетерпением ждали меня фотокорреспонденты. Одна желтая газета даже написала, что они прождали два часа, чтобы сделать мои снимки у гроба покойного. Такие стервятники! Но я им просто не позволила устраивать шоу из смерти Натана Зайделя. Он был хорошим актером и не очень хорошим мужем и отцом. Но он умер, и эта история закрыта. Раз и навсегда. У вас есть еще что-то? Кажется, вы задали слишком много личных вопросов, которые не имеют никакого отношения к смерти Зайделя. Надеюсь, что вы хотя бы не корреспондент какой-нибудь желтой газеты?
– Разве я похож на корреспондента такой газеты?
– Не похожи. Слишком умный и хорошо одетый.
– Вы недооцениваете журналистов, – улыбнулся Дронго, – они сейчас тоже хорошо выглядят и многие зарабатывают очень большие деньги.
– Они пытаются хорошо выглядеть, – возразила Шахова, – это разные вещи. Выглядеть по-настоящему хорошо и пытаться выглядеть хорошо, надевая самые дорогие костюмы и платья, – не одно и тоже. Я ведь актриса, и сразу понятно, когда на актере вещи сидят как родные, а когда он похож на оборванца в королевском платье. Это очень заметно. Посмотрите, как иногда одеваются западные звезды. Видно, что платья там шьют
– Спасибо за урок. Теперь будут знать, – ответил Дронго.
Она поднялась. Он встал следом.
– Это очень неприятная тема, – сказала она на прощание, – смерть человека, который был отцом твоего ребенка, с которым ты прожила несколько лет. Но вам удалось разговорить меня, проявив удивительную тактичность и осторожность. Отдаю должное вашему таланту собеседника. До свидания.
Он пожал ее холодную узкую ладонь. И она вышла из кабинета не оглядываясь. Почти сразу в комнату вошел Эйхвальд. Он дежурил в коридоре, опасаясь каких-либо эксцессов с ее стороны. Ведь она могла догадаться, кто послал Дронго для проведения этого расследования. Но все обошлось. Выходя из кабинета, она даже улыбнулась главному режиссеру.
– Кажется, у вас состоялся вполне дружеский разговор, – заметил Зиновий Эммануилович, обращаясь к Дронго.
– Нормальный. Я хотел бы уточнить один момент. Какие у нее отношения с Федором Шунковым?
Эйхвальд нахмурился, покачал головой.
– Не люблю копаться в чужом белье, – сказал он.
– У вас произошло убийство, – терпеливо напомнил Дронго, – пусть даже и непредумышленное. Я здесь не для того, чтобы собирать сплетни об актерах вашего театра. Какие у них отношения?
– Она вам сама ничего не сказала?
– Сказала, что покровительствует Шункову. Но мне показалось, что здесь она была как раз не очень правдива.
– Вам правильно показалось, – признался главный режиссер. – Все дело в том, что Федор Шунков – ее любовник. Уже целый год. И об этом знает вся наша труппа, все работники театра, все наши знакомые и друзья.
– А ее муж?
– Полагаю, что догадывается. Ему пятьдесят пять, Шункову чуть больше тридцати. Разница не в пользу мужа. А она… Она просто красивая женщина, и я могу только завидовать Шункову. И еще – самое главное. На роль Лаэрта я выбрал его именно по настоянию Ольги Сигизмундовны. Насколько я знаю, сейчас она усиленно пробивает звание для своего друга. И полагаю, что пробьет.
Дронго молча выслушал режиссера. Он уже твердо решил для себя, что ему нужно переговорить с этим Шунковым прямо сегодня, не откладывая.
Глава 7
Дронго вернулся на другой этаж, где находился кабинет завхоза. Там его уже ждал Вейдеманис, прогуливающийся в коридоре. Крушанов куда-то убежал, и Эдгар решил подождать своего напарника в коридоре. Дронго подошел к нему.
– Судя по всему, ты узнал много нового и интересного, – предположил Вейдеманис.
– Театр – это целый мир, – проворчал Дронго, – в который раз в этом убеждаюсь. Можешь не верить, но Ольга Сигизмундовна согласилась со мной побеседовать. Мне удалось сначала уговорить Эйхвальда составить мне протекцию, а затем разговорить и саму Шахову.
– Не сомневаюсь, что удалось, – улыбнулся Эдгар, – зная твои способности в области разговорного жанра.
– Она действительно его не очень любит. До сих пор. Можешь себе представить! Говорят, любая женщина запоминает своего первого мужчину на всю жизнь. В идеале, наверное, каждая женщина устроена так, чтобы иметь одного мужчину и на всю жизнь. У некоторых получается, у некоторых нет. Но она ненавидит своего бывшего первого мужа до сих пор, считая его в чем-то виноватым. Я только не понял, в чем именно. Она состоявшаяся актриса, у нее взрослый сын, очень успешный муж. Она состоятельный человек, и все равно недовольна. На похороны Зайделя она действительно не пришла. И сына не пустила. Вот такая печальная история. Самое поразительное, что в театре работает ее молодой друг, который в тот вечер выступал на сцене театра, и именно у него Гамлет вырвал эту злосчастную рапиру.