Смерть под занавес

Градова Ирина

– Я согласен, что это – дело рук нестабильной личности, – изрек Бахметьев, просмотрев снимки с места происшествия и из морга. Это заняло у него не более пяти минут.

– Маньяка? – с замиранием сердца спросила Алла.

– Не могу сказать, – покачал он головой. – Вы же сами отметили, что о других подобных преступлениях сведений пока не поступало, так?

– Так, – вынуждена была признать она. – А что вы можете сказать о преступнике, имея только одну жертву?

– В сущности, количество жертв значения не имеет, как бы цинично это ни звучало:

я многое могу сказать, видя лишь одну. Во-первых, данное убийство – точно не случайное: фигурант его тщательно спланировал…

– А жертва? – перебила Алла. – Стала ли она случайной, или…

– Скорее всего, нет. Вполне возможно, убийца знал ее – отсюда и этот странный грим.

– Я так и знала!

– Что вы знали?

– Ну то, что он ее накрасил и переодел: создается впечатление, что это личное!

– Алла Гурьевна, я вижу, вы уже справляетесь с психологическим портретом без моей помощи, – сдержанно улыбнулся Бахметьев.

– Нет-нет, простите, пожалуйста, продолжайте!

– Вам не за что извиняться: я рад, что за время совместной работы сумел передать вам часть своих знаний… Так вот, вы правы: во-первых, убийца сделал ей макияж – и не простой, а, как вы отметили, театральный. Это говорит не только о том, что он имеет отношение к театру или кино, но еще и о том, что грим был у него с собой – вряд ли он принадлежал жертве.

– Согласна, ведь использование театрального грима требует определенных умений, а наш судмедэксперт утверждает, что он был наложен по всем правилам.

– Есть еще вариант: и жертва, и убийца оба работали где-то, где используется театральный грим. И тогда это лишь подтверждает…

– Что злодей и жертва знакомы! Видите ли, Андрей Сергеевич, меня кое-что смущает. С одной стороны, многое указывает на этот факт, а значит, убийство могло быть совершено по личным мотивам…

– Вас смущает налет театральности? – догадался профайлер. – Что убийца действует как маньяк, но жертва всего одна, выбрана отнюдь не по принципу сексуальной привлекательности и, скорее всего, она лично его знала?

Бахметьев довольно точно изложил сумбурные идеи, роящиеся у Аллы в голове, и она кивнула в подтверждение его слов.

– На мой взгляд, одно другому не мешает, – продолжил он. – Во-первых, действительно, других жертв нет, но вы сами сказали, что это пока. Во-вторых, кто сказал, что у серийного убийцы не может быть знакомых, от которых ему по какой-то причине нужно избавиться?

– Например, по какой?

– Допустим, жертва каким-то образом узнала о его, гм… деятельности?

– Что ж, давайте допустим. Еще идеи?

– Ваша жертва может быть первой.

– Не слишком ли странный выбор для «пробы пера»?

– А кто сказал, что он любит молоденьких? – парировал Бахметьев. – Лично мне ясно одно: если это убийство не работа подражателя – а у нас нет оснований такое предполагать, так как другие похожие жертвы не просто отсутствуют, но и информация о них не просачивалась в СМИ, из которых этот самый подражатель мог бы узнать

об их существовании, – у убийцы проблемы либо социального, либо психического характера! Нормальный человек не стал бы гримировать убиенную: он пытается что-то этим сказать, понимаете?

– Да и сокрытием трупа он не слишком-то озаботился… Как думаете, мог злодей использовать чужую одежду для наряда убитой?

– Если судить по снимкам, размер ее, – задумчиво проговорил психолог, снова беря в руки фотографии и внимательно их изучая. – Никакого особого стиля я тоже не замечаю – обычная одежда немолодой женщины. Она была новой?

Алла покачала головой.

– Никаких следов, кроме принадлежащих убитой, на ней не обнаружено – ни на верхней одежде, ни на нижнем белье, – добавила она.

– Тогда, скорее всего, вещи принадлежали жертве, – сделал вывод профайлер. – Алла Гурьевна, я от души надеюсь, что ошибаюсь, но, сдается мне, вы имеете дело, по меньшей мере, с психически разбалансированным человеком. Можно предположить, что он – человек с неудавшейся личной жизнью или карьерой, считающий себя недооцененным близкими и обществом в целом. Он страстно жаждет внимания, но опасается его последствий: с одной стороны, он привел женщину в порядок, но это дьявольское выражение лица, созданное при помощи грима, и то, что он выбросил ее на свалку…

– Вот-вот, как раз об этом я и хотела спросить! – перебила Алла. – О чем это вам говорит?

– Психология, как и психиатрия, – наука неточная, каких-то алгоритмов здесь не вывести! Человек – существо противоречивое, знаете ли, и он может испытывать одновременно несколько совершено противоположных эмоций.

– Мы сейчас о здоровом человеке говорим?

– Если речь о психически больном, все усугубляется. Но вы правы: то, что тело оказалось на мусорной свалке, – скорее всего, не случайность.

– И я об этом, – кивнула Алла. – Тащить труп через весь город – дело опасное, ведь можно избавиться от него более легким способом: прикопать в лесополосе или утопить, к примеру.

– Возможно, это что-то означает: например, «тут тебе и место, среди отходов»?

– И как это вяжется с гримом? Он ведь старался: честно признаюсь, когда я впервые увидела лицо жертвы, то вся мурашками покрылась!

– Верю, – усмехнулся Бахметьев. – Даже фотографии произвели на меня впечатление! Могу предположить, что злодей испытывал неприязнь к убитой – отсюда и «раскраска» с последующим вывозом на свалку… Или это страх.

– Страх?

– Что вам известно о коулрофобии?

– Боязни клоунов?

– Именно.

– Если злодей боится клоунов, зачем гримировать жертву под одного из них?

– Лучший способ избавиться от фобии – встретиться с ней лицом к лицу! Скажите, тело лежало на виду или было похоронено под мусором?

– На виду, иначе бы его и не обнаружили.

– Значит, убийца хотел, чтобы труп нашли.

– Вы и вправду верите во всю эту чушь? – недоверчиво поинтересовалась Алла.

– В какую?