Смерть под зонтом
Шрифт:
Внезапно, схватив мою руку, он вплотную прижал ее к изображению флакона.
И – представьте себе! – моя ладонь действительно начала испускать благоухание подобно цветочной грядке.
Довольный удачным розыгрышем, Дэрти снова разразился безудержным хохотом. Откашлявшись, он, по-прежнему хихикая и даже всхлипывая от смеха, поведал мне секреты своей бывшей профессии.
– Я в свое время ведь рассказывал тебе, что как-то специализировался на производстве духов. Правда, используя краденые рецепты, но качество от этого не страдало. А что касается привлечения покупателей, то другим,
– Благодарю за исчерпывающую лекцию, – язвительно заметил я. – Но меня интересует конкретный запах.
– Сейчас объясню. Недаром я досконально изучил цирковые фокусы парфюмеров. Ну, так вот, одним из самых дорогих, зато эффективных приемов пользуется японская фирма «Митсуко». Мне рассказывали, что химик, первым открывший этот остроумный способ, получил изрядную сумму…
– Способ состоит в том, что… – уже догадавшись, в чем дело, я собирался было поделиться своей догадкой, но Дэрти попросту не дал мне раскрыть рта.
– На отпечатанный рельефно флакон наносится слой максимально спрессованной ароматизированной пыльцы. Он настолько тонок, что невооруженным глазом почти не воспринимается. Когда читатель журнала прикасается к изображению, на пальцах остается нечто вроде пудры. Специалисты по покупательской психологии утверждают, что устойчивый аромат безотказно действует на подсознание. Оно, в свою очередь, передает импульс сознанию, заставляя таким образом человека покупать соответствующее изделие парфюмерии.
Сейчас была моя очередь смеяться. Увы, над самим собой.
Я вспомнил, какое значение придал этому аромату, когда обнаружил его в доме заклятого врага женского пола Ионатана Крюдешанка. Объяснение оказалось совсем простым. Запах прилип к Крюдешанку, когда он перелистывал принесенный почтальоном журнал. Тот самый, в котором была помещена статья Петерсена. Тот самый, который Ионатан Крюдешанк одолжил своему соседу, так и не прочитав статьи.
Мы оба еще смеялись, когда в дверь энергично постучали.
– Полиция! – Дэрти выпрыгнул из постели.
– Несомненно! – спрятав усмешку, отозвался я, решив в свою очередь разыграть его. – Спрячься! Живее!
– Где? – глаза Дэрти блуждали по комнате в поисках какого-нибудь укрытия.
– Все равно где! В стенном шкафу или, по мне, хоть полезай под кровать.
– Под кровать? – Дэрти неуверенно поглядел на меня, одновременно вслушиваясь в стук, становившийся все громче.
– Спорим, это Хуго Александер, – усмехнулся я, решив, что слишком жестоко продолжать
– Он, должно быть, пришел за своим журналом! – обрадовался Дэрти, но тут же сердито добавил: – Вот остолоп! Не дает людям уснуть! Разве я не сказал, что в этом треклятом городе живут одни психи.
Схватив журнал, он быстро распахнул дверь.
Я не ошибался: на пороге действительно стоял Хуго Александер.
Но повел он себя еще более диковинно, чем перед этим. Не говоря ни слова, он продолжал стоять в раскрытых дверях. Я уж подумал было, что Дэрти не так уж и неправ в своей характеристике жителей Александрии.
– Берите своего профессора и оставьте нас в конце концов в покое! – накинулся Дэрти на Хуго Александера.
Тот ничего не ответил. Лишь кадык под туго обтянутой кожей судорожно задвигался, а губы слабо шевелились, словно пытаясь выдавить какое-то слово.
– Вы что, язык проглотили? – злился Дэрти.
Не дождавшись ответа, он всунул свернутый журнал Хуго Александеру под мышку.
Немощная, словно парализованная рука владельца мотеля пыталась удержать журнал, но не сумела. Журнал мягко упал на пол.
Только после этого я наконец разобрал слово, которое наш гость пытался выговорить:
– Письма… – и вместе с рыданиями из горла вырвался отчаянный шепот, – украдены!
19
Второй день, проведенный в Александрии, был еще тяжелее предыдущего. Скопленная в голове дополнительная информация – клубок новых, временами противоречивых, подозрительных моментов и вытекающих из этого догадок прямо-таки требовал, чтобы его поскорее размотали. Надо было, по крайней мере, классифицировать эту информацию, исходя из степени достоверности, освобождаясь от заведомо ложных сведений.
Но, честно говоря, я уподобился изрядно выпившему человеку, которого одна-единственная рюмка может сбить с ног. Роль этой последней рюмки и сыграли украденные у Хуго Александера Христовы письма.
Чтобы окончательно не запутаться, я принял решение: этот факт, как менее важный, совершенно выбросить из головы, полностью сконцентрировавшись на ограблении банка.
Но сконцентрироваться не удалось. Какие-то обрывки мыслей вяло зашевелились в мозговых извилинах, но тут же стерлись, побежденные сном. Борясь с перенагрузкой, нервная система – этот безошибочный механизм с автоматическим управлением – сама позаботилась о передышке.
Передышка нужна мне была позарез, тем более, что вчера выспаться по-настоящему не довелось. Повинны в том упорные поиски единственно верного решения среди многих загадок, которые мы до поздней ночи перебирали вдвоем с начальником полиции Грегором Абушем.
В мотель я вернулся поздно. И, вероятно, заснул бы крепчайшим сном, если бы не Оливер Дэрти. Он беспокойно метался по кровати, то включал ночник, то опять гасил. Временами вставал, булькал воду из графина в стакан, запивал снотворное. К утру он наконец задремал, но продолжал ворочаться с боку на бок, на что пружинная кровать реагировала соответствующими скрипами и стонами. Сквозь сон Дэрти бормотал отрывочные фразы, иногда можно было уловить имя Альберта.