Смерть приходит в конце
Шрифт:
У Имхотепа вырвался стон.
— Если ты лжешь, мальчик… — пригрозил Мерсу.
— Это правда. Клянусь, что правда, — в полный голос закричал мальчишка.
Из боковых покоев, где лежал Яхмос, чуть слышно донеслось:
— В чем дело?
Мальчишка метнулся в открытую дверь и притаился возле ложа, на котором покоился Яхмос.
— Господин, они хотят меня пытать.
— Нет, нет. — Яхмос с трудом повернул голову, лежавшую на подголовнике из резного дерева. — Не обижайте ребенка. Он простодушен,
— Конечно, конечно, — заверил его Имхотеп. — В этом нет нужды. Нам и так ясно, что мальчишка сказал о том, что видел, — вряд ли он все это выдумал. Иди, дитя, только не уходи далеко. Побудь возле усадьбы, чтобы мы могли позвать тебя, если ты еще нам понадобишься.
Мальчишка поднялся на ноги, бросив жалостливый взгляд на Яхмоса.
— Ты болен, господин?
— Не бойся, — чуть улыбнулся Яхмос. — Я не умру. А сейчас иди, делай, как тебе велели.
Радостно улыбаясь, пастушонок вышел. Жрец оттянул веки глаз Яхмоса, пощупал, как быстро струится кровь под кожей. Потом, посоветовав ему заснуть, снова вышел в главный зал.
— По описанию мальчишки ты узнаешь, кто это? — спросил он у Имхотепа.
Имхотеп кивнул. Его отливающие темной бронзой щеки приобрели болезненно-лиловый оттенок.
— Только у Нофрет было платье из беленого холста. Эту новую моду она привезла из Северных Земель. Но всю ее одежду замуровали вместе с ней, — сказала Ренисенб.
— И три нитки бус с львиными головами из золота — это мой подарок, — признался Имхотеп. — Такого ожерелья больше ни у кого в доме нет. Оно было дорогим и необычным. Все ее украшения, кроме дешевых бус из сердолика, были погребены вместе с ней и замурованы в гробнице.
Он воздел руки к небу.
— За что мне столь жестокая кара? За что преследует меня и мстит мне женщина, к которой я благоволил, которую с почетом ввел в свой дом, а потом, когда она умерла, должным образом, не скупясь, совершил обряд ее погребения? Я делил с ней свою трапезу — свидетели могут поклясться в том. Ей не на что было жаловаться — я делал для нее больше, чем следует и подобает, и готов был пожертвовать ради нее благополучием кровных своих сыновей. Почему же приходит она из Царства мертвых, чтобы карать меня и мою семью?
— Мне кажется, — задумчиво отозвался Мерсу, — что усопшая не желает зла тебе. В вине, когда ты его пил, яда не было. Кто из твоей семьи нанес покойной тяжкое оскорбление?
— Женщина, которая сама уже умерла, — ответил Имхотеп.
— Понятно. Ты говоришь о жене твоего сына Яхмоса?
— Да. — Имхотеп помолчал, а потом снова воззвал:
— Что мне делать, достопочтенный Мерсу? Как воспрепятствовать злой воле усопшей, которая жаждет мести? Будь проклят тот день, когда я впервые привел эту женщину к себе в дом!
— Да, будь проклят тот день! — низким
Глаза ее опухли от слез, а на невыразительном лице запечатлелась такая сила и решительность, что оно стало значительным. Низкий и хриплый голос ее дрожал от гнева.
— Будь проклят тот день, когда ты привел Нофрет в наш дом, Имхотеп, ибо тем самым ты обрек на смерть самого умного и самого красивого из своих сыновей! Она убила Сатипи и Себека, она чуть не отправила на тот свет Яхмоса. Кто следующий? Пощадит ли она детей — она, которая посмела толкнуть мою маленькую Анх? Нужно что-то предпринять, Имхотеп!
— Да, нужно что-то предпринять, — эхом отозвался Имхотеп, с мольбой глядя на жреца.
Жрец с полным пониманием кивнул головой.
— Пути и способы существуют, Имхотеп. Владея доказательствами того, что произошло, мы можем начать действовать. Я имею в виду твою покойную жену Ашайет. Она была родом из влиятельной семьи. Она может воззвать к могущественным силам в Царстве мертвых, которые встанут на твою защиту и над которыми у Нофрет нет власти. Будем держать совет, как приступить к исполнению нашего замысла.
— Только не советуйтесь чересчур долго, — коротко рассмеялась Кайт. — Мужчины все одинаковы. Да, даже жрецы. Рабски следуют правилам и законам. Торопитесь, говорю я вам, иначе смерть поразит еще кого-нибудь в нашем доме.
С этими словами она скрылась в женских покоях.
— Хорошая женщина, — пробормотал Имхотеп. — Преданная мать, послушная жена, но порой она ведет себя неподобающим образом по отношению к главе дома. Конечно, в такую минуту это простительно. Мы все потрясены и не отдаем отчета своим поступкам.
Он обхватил голову руками.
— Некоторые из нас слишком часто не дают отчета своим поступкам, — заметила Иза.
Имхотеп бросил на нее раздраженный взгляд. Лекарь собрался уходить, и Имхотеп проводил его до галереи, выслушивая последние наставления о том, как следует ухаживать за больным Яхмосом.
Ренисенб вопросительно взглянула на бабушку. Иза сидела неподвижно. Выражение хмурой задумчивости на лице было столь необычно для нее, что Ренисенб робко спросила:
— О чем ты задумалась, бабушка?
— Ты нашла точное слово, Ренисенб. В нашем доме происходят такие странные события, что нельзя не задуматься.
— И правда, события ужасные. Мне так страшно, — вздрогнув, призналась Ренисенб.
— И мне тоже, — сказала Иза. — Хотя, быть может, совсем по другой причине.
И привычным движением сдвинула набок накладные волосы.
— Но Яхмос выжил, — заметила Ренисенб. — Все обошлось.
— Да, — кивнула Иза. — Главный лекарь успел к нему вовремя. В другой раз ему может не повезти.