Смерть ради смерти

Маринина Александра

Выйдя от начальника, Настя направилась к своему кабинету, когда ее догнал высокий черноглазый Миша Доценко, самый молодой сыщик в отделе по борьбе с тяжкими насильственными преступлениями.

– Анастасия Павловна, можно к вам на минутку?

– Заходите, Мишенька.

Она приветливо улыбнулась, открывая перед Мишей дверь. Он ей нравился своим упорством, неугасимым стремлением научиться тому, чего он еще не умеет, открытостью и какой-то почти детской наивностью и чистотой. Сам он перед Каменской трепетал, называл ее по имени-отчеству, чем вот уже три года ввергал ее в смущение и краску, но переходить на «ты» и на обращение по имени отказывался категорически.

– Выпьете

со мной кофе? – спросила она, доставая большую керамическую кружку и кипятильник. Без кофе она не могла прожить и двух часов, и если ей не удавалось вовремя влить в себя чашку горячего крепкого напитка, она начинала слабеть, внимание рассеивалось, а глаза закрывались.

– С удовольствием, если можно, – застенчиво ответил Миша. – Анастасия Павловна, объясните мне, пожалуйста, про Лепешкина, я не все понял из того, что говорил Виктор Алексеевич.

У Миши Доценко было еще одно отличительное качество: он был единственным сотрудником отдела Гордеева, который никогда не называл своего начальника Колобком не то что за глаза, а даже и в мыслях.

– Видите ли, Мишенька, я сама узнала об этом только сегодня утром. Оказывается, от Игоря Евгеньевича в свое время ушла жена, бросила его ради красивого богатого любовника. Подозреваю, там было еще кое-что, но вам, как человеку молодому, эти гадости знать не обязательно. Игорь Евгеньевич очень переживал, причем настолько, видимо, сильно, что у него сформировался свой взгляд на адюльтер. Мужчина, как холостой, так и женатый, может делать все, что считает нужным, но изменяющая мужу женщина достойна всяческого порицания. Он ненавидит только свою жену, но никак не ее нового мужа. Понятно?

– Пока понятно, – кивнул Миша, не сводя с Насти внимательных черных глаз. – У вас вода кипит.

– Спасибо.

Она повернулась к тумбочке, на которой стояла кружка с кипятильником, вытащила вилку из розетки.

– Вам крепкий?

– Средний.

– Сахар?

– Два кусочка, если можно, пожалуйста.

– Можно, пожалуйста. – Настя бросила в его чашку два куска сахару. – От вашей вежливости, Мишенька, можно сойти с ума. Вы не устаете от нее? Впрочем, извините, это с моей стороны уже грубо. Вернемся к Лепешкину. Если Игорю Евгеньевичу приходится беседовать с женщиной, имеющей любовника, то беседу можно считать загубленной с самого начала. Он проявляет крайнюю резкость, нетерпимость, невежливость вплоть до грубости, постоянно давая ей понять, что она нарушает нормы морали и ей вообще не место среди людей. Понятно, что практически любая женщина в такой обстановке замкнется и слова лишнего не скажет, лишь бы быстрее ноги унести от этого малоприятного человека. А поскольку Галактионов в любовных связях и разовых похождениях себя не ограничивал, то совершенно очевидно, что его подруги составляют значительную часть всех источников информации. И вот сегодня утром оказалось, что полноту информации, полученной из этих источников, нужно ставить под сомнение. Костя-то Ольшанский хорошо знает, что такое Лепешкин, вот он меня и просветил.

– Вы мне не расскажете?

– О чем? – удивилась Настя.

– О том, что сказал Ольшанский. Я только в кабинете у Виктора Алексеевича в первый раз об этом услышал.

– Ох, Мишенька, простите меня, ради бога! – спохватилась Настя. Она и в самом деле до начала оперативки не успела поговорить с Мишей, а теперь получалось, что она отстранила младшего товарища от дела, ничего ему не объясняя. – Понимаете, свалить вину на покойника – дело некрасивое, но, к сожалению, весьма распространенное. Ольшанский подозревает, что шантажист Лыков может говорить неправду и сведения об усыновлении он получил вовсе не от Галактионова. Проверить это очень

трудно, но Ольшанский вцепился в это дело как собака в кость и хочет, чтобы мы по возможности ему помогли. Мы имеем с одной стороны мужа и жену Красниковых, а с другой – Галактионова, якобы обладавшего информацией об их семейной тайне. И мы должны попробовать провести линию между ними. При этом мы договорились, что Константин Михайлович будет двигаться нам навстречу со стороны Красниковых и их окружения, а мы, в свою очередь, еще раз проанализируем круг знакомых Галактионова, на этот раз с точки зрения контактов с теми, кто соприкасался с Красниковыми. Идея понятна?

– Вот теперь понятно, – облегченно улыбнулся Доценко.

– Ну, раз понятно, тогда начнем. Несите мне все, что у вас есть по Галактионову, я пока начну приводить это в систему, а вы, Мишенька, отправляйтесь к свидетельницам, которых допрашивал Лепешкин. Придумайте какую-нибудь убедительную сказочку, заморочьте им голову, но постарайтесь их разговорить. Ни один из тех, с кем мы беседовали, не сказал ни слова, из которого можно было бы догадаться, откуда у Галактионова сведения об усыновлении. Никто не упоминал ни о связях в органах загса, ни о роддомах, ни о Саратове, где родился и был усыновлен мальчик. Ну не во сне же ему это приснилось, правда? Должен быть кто-то, кто сказал ему об этом. Вот этого «кого-то» мы с вами и должны вычислить.

Получив от Михаила все блокноты с записями по делу Галактионова, Анастасия Каменская заперлась в кабинете, сварила себе еще кофе, убрала со стола все лишнее и с головой погрузилась в изучение списка людей, с которыми так или иначе был связан Александр Владимирович Галактионов.

6

Инна Литвинова, невысокая, широкоплечая, крепко сбитая, легко поднималась по лестнице, неся в одной руке объемистый портфель, в другой – тяжелую сумку с продуктами. Открыв дверь своей квартиры и войдя в прихожую, она сразу поняла, что Юля дома.

– Котенок! – радостно позвала она. – Я пришла!

Ей никто не ответил. Инна быстро сбросила грязные сапоги и, даже не сняв короткую шубку, стремительно ворвалась в спальню. Юля лежала в постели с книжкой, ее длинные светло-рыжие волосы казались золотыми на фоне голубой наволочки, а выражение смазливого личика было недовольным и скучным.

– Котенок, ты чего не откликаешься? Ты плохо себя чувствуешь? – заботливо спросила Инна.

– Нормально, – вяло протянула Юля.

– Сейчас я приготовлю ужин. Хочешь салат с крабами? Я купила…

– Да ну, – все так же вяло протянула девушка. – Я хочу шампиньонов, я тебе еще вчера говорила. Курицу хочу с шампиньонами. И креветок в кляре.

– Я все купила, котеночек, не злись, я сейчас все сделаю, – засуетилась Инна.

– Да? – Юля заметно оживилась. Просто удивительно, откуда в этой юной девушке была такая непреодолимая страсть к изысканной кухне. Она ела немного, была очень стройной и изящной, но претензии по части кухни у нее были поистине княжеские, и она знала, что Инна в своей слепой любви к ней готова на все, лишь бы доставить ей удовольствие.

Ужин Инна принесла ей в постель. Сидя рядом на краешке кровати, она с умилением наблюдала, как Юля с аппетитом ест крупные креветки в кляре, обмакивая их в специальный соус.

– Вкусно? – с надеждой спросила Инна.

– Нормально, – безразличным тоном ответила девушка. – Ты мне обещала, что мы поедем на Средиземное море, где в ресторанах подают устрицы, креветки и омаров. Когда мы поедем?

– Скоро, котеночек. Скоро у нас будет много денег, очень много. Я, может быть, не смогу с тобой поехать, но ты ведь и одна съездишь, правда?