Смерть раненого зверя с тонкой кожей
Шрифт:
Ужин, вино, обстановка и сервис, такой же ненавязчивый, как и освещение, подействовали на слабенькую головку Дорис.
– Ты фантастический, – сказала она. – Черт, да ты просто фантастический.
– Давай выпьем кофе с арманьяком и отправимся в кровать.
Так они и сделали. И восхитили друг друга. Дорис стала проституткой не потому, что ее лишили денег и крова. Она была шлюхой по призванию.
Она дала Нжала все, что он хотел, и даже больше. Они занимались любовью всеми способами, какими это могут делать мужчина и женщина, с побочными вариациями собственного изобретения (так они думали).
– Мне не нравится только одно, – сказала она.
– Что? – спросил он с легкой тревогой в голосе.
– Этот чертов Витабикс и отсутствие шампанского.
– Her ничего проще, крошка.
Он взял телефонную трубку и сказал:
– Артур, принеси нам полдюжины бутылок "Хайдсика", пожалуйста. И сделай это сам.
– Эй, постой минуту, мы же в чем мать родила.
– Моя дорогая, просто не обращай внимания на него, он, уверяю, тебя и не заметит. Он слуга, инструмент, instrumentum mutum– орудие труда. Ложись и расслабься.
Артур принес шампанское, открыл бутылку, наполнил два бокала и ушел.
– Чтоб мне провалиться, он даже не взглянул на нас.
– Пей шампанское, крошка, и съешь еще немного Витабикса. Он очень полезен.
Это была прекрасная ночь для Нжала. Лучше быть и не могло.
Элис и Эббот занимались любовью медленно, нежно и страстно, периодически отпуская шутки на тему секса, никому, кроме них, не показавшиеся бы и вполовину такими же смешными.
Затем они легли и курили в темноте, освещаемые только лунным светом.
– Я все для тебя усложняю? – спросил он.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, например, разделение преданности. Преданность Департаменту Преданность мне.
– Вся моя преданность – только тебе.
– Это не совсем правда.
– В любом случае, я привыкла вести двойную жизнь: одну реальную, а другую – в мечтах.
– А эта какая?
– Та, что в мечтах, разумеется. Но происходящая в реальности.
– Не слишком ли это запуганно?
– Не для меня. И особенно не теперь. Эй, дай мне затянуться, ты все выкуришь.
– Почему не теперь?
– Потому что теперь я живу. По-настоящему живу.
– И больше не волнуешься о том, что будет завтра?
– К черту завтра. С меня достаточно сегодняшнего дня.
– И ночи.
– Ночь создана для любви, как кто-то заметил.
– Во всяком случае, не для сна. Кроме того случая, когда умираешь. Тогда это один длинный сон, как заметил кто-то еще.
– Я знаю, я сдавала по этому экзамен. Постой... Nox est perpetua... что-то вроде этого... dormienda. To есть, ночь бесконечна и создана для того, чтобы спать.
Он предложил ей сигарету.
– Нет, ты докуривай.
Он сделал пару затяжек, наблюдая за тем, как разгорается кончик сигареты.
– Ты, случайно, не обижаешься на меня? За то, что я тебя использую, я имею
Она улыбнулась в темноте.
– Ты меня не используешь. Да и в любом случае, если и так, то это судьба или вроде того – как завтра.
– Но сегодняшняя ночь создана для любви, – сказал он и, затушив сигарету, снова обнял девушку.
Через некоторое время он поднял ее так, что она оказалась сверху.
– Ммм... – сказала она, – мне это нравится. Ммм... так хорошо. Да с тобой все хорошо.
В темноте, разрисованной лунным светом, он видел немного больше, чем просто силуэт и длинные волосы, ниспадающие на плечи и руки.
– Я когда-нибудь говорил тебе, что у тебя красивые руки и плечи?
– Я никогда не знала, что во мне есть что-то красивое. Может, это просто потому, что темно.
– Нет, это не темнота.
Она резко втянула воздух.
– Господи, как бы я хотела, чтобы это продолжалось вечно. Мне нравится, когда темно, тогда я могу спокойно смотреть на тебя, и ты не будешь видеть мои неправильные глаза.
– Я могу увидеть черного муравья на черной скале черной ночью. И мне нравятся твои глаза.
Она наклонилась к нему так близко, что ее длинные волосы скрыли их лица.
– Даже если я доживу до ста лет, – прошептала она, – я не думаю, что когда-нибудь буду счастливее, чем сейчас.
Ему нравилось сидеть на веранде в предрассветных сумерках и наблюдать, как белесый туман поднимается от болот, охватывает город, словно саван, и зависает там, кружась в легком воздухе, пока не выходит солнце и не сжигает призрачную дымку, и на жестяные крыши домов садятся грязные чернокрылые грифы, похожие на нечистоплотных адвокатов в ожидании дел.
Большую часть дней он провел, слегка потея, в тени веранды, ожидая грузового судна обратно в Англию.
Если повезет, он сможет оказаться там почти одновременно с Нжала, который в настоящее время находится на конференции ОПЕК в Женеве, основная цель которой – еще выше задрать цены на нефть для западных стран и обеспечить щедрую пирушку для делегатов.
На следующие несколько недель у Нжала было плотное расписание. Из Швейцарии он должен был лететь в Кампалу на собрание членов Организации Африканского Единства (и очередную пирушку), затем в Бейрут, официально – на отдых перед тем, как лететь в Лондон, но на самом деле, на секретную встречу с лидерами террористической группы «Черный Сентябрь», которой оказывал материальную и другого рода помощь.
В Англии его ожидали в конце апреля, как и грузовой корабль, но пунктуальностью грузовое судоходство не отличалось, поэтому при отсутствии удачи Эббот мог бы и разминуться со своей целью. Но в конечном итоге это все равно не имело бы никакого значения. Он последует за ним, куда бы тот ни поехал, как Божье Око.
Глава 20
Утро понедельника было спокойным и ясным, и они снова позавтракали у окна в желтом свете солнца. Оба молчали. И вдруг, ни с того ни с сего, поссорились из-за тоста.