Смерть со школьной скамьи

Сорокин Геннадий

– Вы не могли ошибиться, Дмитрий Петрович? – дипломатично спросил Мелкумян.

– А ты сходи и проверь, ошибся я или нет, – язвительно ответил Колесов.

Квартира, где предположительно была стрельба, находилась на втором этаже. Окна выходили во двор. Дверь квартиры была закрыта.

– Как выйдут на пенсию, так им все что-то мерещится, – недовольно пробурчал Мелкумян, толкнул дверь… и она открылась.

– Андрюха, – прошептал он вмиг пересохшими губами, – у тебя ствол есть?

Я молча достал пистолет, передернул

затвор и шагнул в квартиру. Мелкумян – следом.

Труп светловолосой девушки лежал посреди зала в луже крови. Даже в двух лужах, слившихся в одну: первая пуля пробила ей спину, вторая снесла половину черепа. Из обоих повреждений кровотечение к нашему приходу прекратилось.

Одета убитая была в домашний халат. При падении полы халата задрались кверху, обнажив стройные ровные ноги. Правая рука трупа была подмята туловищем, левая откинута в сторону.

– Ты видел? – зашипел Мелкумян, показывая рукой на труп.

– Что видел? – Я, словно предчувствуя необходимость действовать быстро, четко и слаженно, лихорадочно осматривал комнату. Если я хочу понять, что здесь произошло, то надо поторопиться, пока сюда не приехала половина городской милиции с прокурорами и криминалистами в придачу.

– Ты видел? – почти шепотом вновь спросил Мелкумян.

Только тут я понял, куда он тычет пальцем.

– Эдик, – стараясь сохранять спокойствие, сказал я, – тебе не мерещится. У нее шесть пальцев на левой руке. Шесть! Два мизинца.

Мелкумян схватился за лицо, прикрыв ладонью рот, дернулся всем телом, еле сдерживая подступившую к горлу рвоту.

– Эдик! – крикнул я. – Не вздумай здесь блевать, беги в ванную!

Напарник забежал в туалет и на несколько минут вышел из строя.

Я, стараясь ничего не упустить из виду, пошел по периметру комнаты.

Первое, что мне бросилось в глаза, была фотография на журнальном столике. Не мешкая ни секунды, я спрятал фотографию во внутренний карман кителя.

На этом же журнальном столике стояли телефон и пепельница, полная окурков. На лицевой панели телефона – табличка с его номером. Номер, естественно, тот, что вчера оставила Лебедева. В пепельнице было пять окурков: два – сигарет «БТ», остальные – «Родопи». Спичек в пепельнице было тоже две. Значит, человек, куривший «Родопи», прикуривал от зажигалки или прятал обгоревшие спички обратно в коробок (у меня брат так делает).

К выходу напарника из туалета я осмотрел первую комнату, гостиную, но больше ничего заслуживающего внимания не нашел.

– Ты, это, – Мелкумян рукавом кителя отер рот, – не топчись здесь. Здесь же место происшествия, следы затопчешь.

– Эдик, – воскликнул я, – да ты минуту назад собирался покойницу облевать, а мне сейчас прописные истины толковать взялся? Иди, звони в управление. У нас ЧП! Беги, объявляй тревогу, а я тут останусь, охранять.

После его ухода я бегло осмотрел вторую комнату и кухню.

Ничего интересного.

«Теперь прикинем, что к чему. – Я обошел труп, встал в проеме между крохотной прихожей и залом. – Лебедева открыла входную дверь и побежала в дальнюю комнату. Убийца выстрелил ей в спину. Она упала. Он подошел и выстрелил ей в голову. Прошел мимо журнального столика с фотографией и вышел из квартиры».

Я вернулся к трупу. Встал примерно в то место, откуда стреляли Лебедевой в голову, развернулся и пошел к двери. Вывод: если убийца разворачивался через правое плечо, то он бы не заметил фотографию на столике, она бы оставалась у него сбоку, вне поля зрения.

В абсолютной тишине зазвонил телефон. Я вздрогнул от неожиданности. Все-таки неприятно находиться вдвоем с трупом в пустой квартире. Волей-неволей сердце сжимается от любых посторонних звуков, а тут – телефон!

«Я вчера звонил Лебедевой на этот телефон. Интересно, сохранился ли мой звонок на ГТС? Если да, то мне придется как-то объяснять, о чем я хотел поговорить с ней накануне ее убийства… Брать трубку или нет?»

Звонки прекратились.

– Андрей, ты гильзы не искал? – спросил вернувшийся в квартиру Мелкумян.

– Какие гильзы? Я тут стоял, у дверей. Никуда не проходил, ничего не трогал.

– Андрей, скажи мне, только честно, откуда ты знал, что у нее шесть пальцев? – очухавшийся после очищения желудка Мелкумян стал чрезмерно подозрительным.

– Эдик, у тебя сегодня мозги не работают? Ты наклонись и посчитай, сколько у нее пальцев на руке.

– Не надо врать! – взвизгнул он. – Ты сразу же сказал, что у нее шесть пальцев на левой руке, а не на обеих руках. Правую руку у нее не видно, но ты-то знал, что с ней все в порядке. Откуда?

В подъезде хлопнула входная дверь, сразу же стало шумно. К нам поднимались по лестнице несколько человек.

– Сейчас начнется! – успокоился Мелкумян. – Сейчас сюда приедут все на свете, кому сегодня делать нечего.

Первым в квартиру вошел высокий широкоплечий мужчина лет примерно пятидесяти, лысоватый, кареглазый, с тяжелой нижней челюстью. Полковник Николаенко. Я сегодня мельком видел его в областном УВД.

– Что здесь случилось? – Николаенко по-хозяйски прошел к убитой, наклонился и в ужасе отпрянул.

«Ого! – мелькнула мысль. – Он ожидал здесь увидеть кого угодно, только не Лену Лебедеву!»

Медленно выпрямившись, не поворачиваясь к нам лицом, полковник достал из заднего кармана брюк носовой платок, неспешно отер пот со лба.

– Личность убитой не устанавливали? – спросил он спокойным ровным голосом.

– Вот он откуда-то ее знает, – сказал Мелкумян.

– Кто он? – развернулся к нам Николаенко.

– Я, товарищ полковник. Я учился с ней в одном классе.

В квартире повисла неловкая пауза.