Смерть в белом халате
Шрифт:
– Привет, Гарик! – грустно произнес он.
Обезьяна протянула ладошку, ожидая привычного угощения, но в карманах подошедшего к ней человека была лишь бутылка.
– Нет у меня бананов. А водку ты не пьешь. – Услышав название фрукта, шимпанзе загукал, Матвеев, сморщившись, хлюпнул носом. – Ты тоже грустишь.
Он достал из кармана бутылку и сделал глоток.
– Отойдите от клетки! – раздался за спиной звонкий мальчишеский голос.
– Ты чего?! – Иван Борисович обернулся и увидел Славика. – Следишь за мной? Сказал же, не выступаю сегодня.
– Спрячьте водку! – Славик надел на
– Ты думаешь, я обезьяне ее даю?!
Паренек отвернулся и пошел к занавесу. Через минуту объявят его выход.
Гарик схватился обеими руками за прутья клетки и начал ее трясти.
– Тише! – Матвеев понял, что шимпанзе реагирует на запах. – Уже ухожу. У меня свободный день, а тебе выступать.
Иван Борисович прошел по коридору с кирпичными стенами и висящими на них проводами, направился к выходу, но, передумав, вернулся к занавесу. Приоткрыв шторы с клоунами на лицевой стороне, он выглянул на арену.
Зрителей собралось много. Номер Ивана Борисовича в программе не значился, но в зале не было свободных мест. Под потолком летал человек-паук. Ловко цепляясь за перекладины, он кувыркался в воздухе. Матвеев знал, каково сейчас этому не по годам серьезному пареньку. Под плотной маской по лицу стекает пот, тело, укутанное прорезиненным костюмом, требует воздуха, мышцы рук стонут от напряжения, а внизу, примерно в десяти метрах под ним – деревянный пол, покрытой протертым паласом. От смерти юного акробата отделяет лишь еле видный в свете прожекторов тонкий металлический трос, прицепленный к поясу.
Иван Борисович покосился на двух ребят в тени кулис, держащих конец троса, и задумался. Пьяные мысли скакали, споря друг с дружкой, не давая сосредоточиться. «И чего они на виду стоят? Нельзя было страховку за занавес протянуть? Нет, нельзя. Парням нужно видеть, на какой высоте находится Славик, чтобы увеличить или уменьшить длину троса. Эх, была бы автоматика! Но кому нужен цирк?! Денег нет. Даже выпить на зарплату не всегда получается. Бедная моя Галенька!»
Легкая веселая музыка сменилась барабанной дробью, и на арену выбежал второй акробат, изображающий зеленого монстра. Славик спустился с перекладины, отцепил страховку, присел и оперся одной рукой об пол. «Монстр» повторил его позу, и они закружились по арене, изображая битву. Эта передышка была необходима парню для нового головокружительного трюка.
Спустя две или три минуты «зеленое чудовище» убежало за кулисы, чуть не сбив Матвеева с ног, и вернулось на сцену с длинным шестом, на конце которого болтались какие-то веревки.
Иван Борисович снова подошел к занавесу и выглянул на арену. Он редко смотрел за выступлениями Славика, но сегодня решил понаблюдать. Зеленый «монстр» водрузил шест, второй конец которого с помощью троса подняли к потолку, на плечо. Человек-паук вновь пристегнул страховку и без усилий забрался на самую вершину. Шест прогнулся, Матвеев с удивлением увидел, как веревки превратились в паутину, на которой и повис Славик.
– Молодо-зелено! – с завистью в голосе пробурчал Иван Борисович и скрылся за занавесом. В углу он споткнулся о какой-то провод, выронил бутылку. Стекло не выдержало удара – треснуло, содержимое разлилось, в
Через мгновение послышался протяжный «а-а-ах!» зала, женский визг и детский крик.
Потирая ушибленный локоть, Матвеев шагнул к занавесу. Человек-паук лежал на полу. Возле него стояли ребята, которые должны были держать страховку, и акробат, изображающий «монстра». В зале началась паника. Один из зрителей уже перепрыгнул через бордюр арены и спешил к лежащему на полу акробату.
– Я врач! – кричал он. – Пропустите!
Конферансье, оттолкнув Ивана Борисовича, выбежал на сцену, пробубнил в микрофон, чтобы зрители успокоились, и объявил антракт на двадцать минут. Мужчина, назвавшийся врачом, что-то тихо сказал собравшимся рядом с человеком-пауком работникам цирка. «Монстр» сорвал маску, и Матвеев увидел в его глазах слезы. Славик был мертв.
Его тело принесли в гримерную и долго спорили, почему парни, державшие страховку, внезапно ее отпустили. Оба со слезами на глазах клялись, что по проволоке прошел разряд тока. От боли и неожиданности они выпустили трос. Видимо, Славик тоже почувствовал ток и упал.
Матвеев подбежал к мертвому мальчику и разрыдался прямо на его груди.
После ночного кошмара Иван Борисович чувствовал головную боль, в ушах до сих пор звучал протяжных «а-а-ах!» зрительного зала. Он помотал головой, стараясь отогнать сон, и зажмурился. В голове его промелькнула мысль о краткосрочности человеческой жизни. Возможно, сегодня именно тот, последний день, который обязательно нужно прожить так, чтобы на смертном одре было не о чем жалеть.
Откинув одеяло, Матвеев поднялся, сделал несколько приседаний, помахал мускулистыми руками, словно ветряная мельница крыльями, и побрел в ванную. Выдавливая остатки зубной пасты на щетку, Иван Борисович смотрел в зеркало. На его большом мясистом лице читались все признаки усталости: глаза ввалились и утонули между опухшими от недосыпания веками, щеки обвисли, образовав около рта некрасивые складки, даже большой нос гробился как-то особенно грустно. Но это поправимо. Грим поможет замаскировать бледность лица, круги под глазами и морщины на переносице.
Пасты не хватило, Иван Борисович почистил зубы тем, что сумел выдавить из тюбика, и сплюнул. На секунду, ему показалось, будто он поранил щеку и выплюнул кровь, но вода была белой. В груди защемило от нехорошего предчувствия.
– Это только сон. Все прошло, – сказал Матвеев своему отражению. – Теперь все будет хорошо.
Сердце снова екнуло, в голове промелькнула мысль о том, что он сглазил себя.
– Ерунда!
На кухонном столе лежала записка от Гали: «Пельмени в холодильнике. Береги себя». Обычно жена ограничивалась лишь парой слов об обеде, поэтому Иван Борисович вздрогнул – неужели супруга тоже почувствовала напряжение в воздухе?