Смерть в Берлине. От Веймарской республики до разделенной Германии

Блэк Моника

О вы, отцы и матери моего рода,соединяющие его с землею,прогоните безмолвие с ваших усталых губи разорвите сон, окутавший вас.Поднимитесь из ваших мрачных могил,свое время оставьте – в мое придите.Мои волосы развеваются на ветру,и вам тоже воздух и свет уготованы.И вот уже вы рядом! Могу я опознать вас:краснеет виноград от вашей крови,вижу, как вызреваете в тысячах зерен,и обретаю вас в моих вине и хлебе 261 .

261

Brockmeier W. An die V"ater // B"ohme H. Rufe in das Reich. S. 265.

Жизнь и смерть здесь неразлучны, а кровь способна отменить онтологические различия между прошлым, настоящим и будущим Германии. Возможно, это был еще один способ осмыслить идею жизни-в-смерти, столь значимую в Веймарскую эпоху. Ведь не только умерших Первой мировой воспринимали как все еще находящихся среди живых. Брокмайер переосмыслил давно ушедшие поколения как нечто, ставшее единым целым с почвой, источником всякой жизни, и активно питающее и поддерживающее через эту почву живущие и грядущие поколения. Подобные идеи отвечали пониманию коллективного существования как преодоления физического факта смерти и как силы, превращающей завершение биологической жизни всего

лишь в переход от одного формы материальности к другой, из живой плоти – в зерно и виноград, связывающий поколения с почвой, из которой они выросли. Тем самым Брокмайер и другие нацистские интеллектуалы показывали, чт'o составляет квазибиологическую основу бессмертия.

Боаз Ньюман говорил, что идеи такого типа (встречающиеся не только в нацистской поэзии, но и, как он показал, в работах философов, географов, биологов и других ученых Третьего рейха) отвергают различия между человеком и природой, а это ведет к новой концептуализации самого космоса 262 . В то же время в предложенном Брокмайером образе неоспоримо присутствие евхаристии (вино и хлеб) и воскресения («Поднимитесь из ваших мрачных могил»), и, следовательно, этот образ тесно связан с долгой историей христианства. В сущности, правоверные нацисты, такие как Брокмайер, переосмысляли древний репертуар символов, основываясь на многовековом христианском идеале трансцендентной смерти, романтических понятиях органичного и гармоничного союза между людьми и природой, а также на мощном символическом наследии священной крови 263 . Сознательно или нет, они трансформировали старые символы, смешивая их с вполне современными фантазиями о расовой чистоте.

262

См.: Neumann B. The National Socialist Politics of Life // New German Critique. 2002. № 85. P. 114.

263

См.: Biale D. Blood and Belief: The Circulation of a Symbol between Jews and Christians. Berkeley: University of California Press, 2007; Bynum C.W. Wonderful Blood: Theology and Practice in Late Medieval Northern Germany and Beyond. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2007. О крови как древнем символе, получившем новую жизнь в современных расистских философиях, см.: Smith H.W. The Butcher’s Tale.

То, что такие концепции жизни после смерти имели сильное гендерное измерение, еще сильнее подчеркивает их космологическую функцию 264 . В стихотворении Брокмайера сказано об «отцах и матерях моего рода», но посвящено оно все же «Отцам». В этом смысле стихи представляют мужское начало как главную жизненную силу, преобразующую мощь, передаваемую через кровь от поколения поколению. Нередко нацистская мысль приписывала маскулинные признаки и самой крови: немецкая земля немецкая потому, что «пропитана незабвенной, героической кровью мучеников» 265 , а эти мученики, будь то погибшие участники Первой мировой или сторонники партии в ее «период борьбы», были мужчинами. Земля же вообще – «мать живых и мертвых» 266 , «вечно плодоносное лоно», которое «вскармливает [Германию] из нескончаемого источника» 267 . Земля – это «мать-земля для мистического “народа”» 268 . В приведенной ниже квазиэротической хвалебной песне земля («Мать»), «живая» благодаря крови мертвых, «дает жизнь» новой Германии:

264

О «космологическом измерении гендера и гендерных аспектах космологии» см.: Delaney C. The Seed and the Soil: Gender and Cosmology in Turkish Village Society. Los Angeles: University of California Press, 1991.

265

Kr"uger A. 10 Jahre Kampf um Volk und Land. Berlin-Sch"oneberg: Verlag Deutsche Kultur-Wacht, 1934. S. 6.

266

Wehner J.M. Hymnus an die Erde // B"ohme H. Rufe in das Reich. S. 156.

267

Brockmeier W. Unser Glaube // B"ohme H. Rufe in das Reich. S. 147.

268

Koenker E. Secular Salvations: The Rites and Symbols of Political Religions. Philadelphia: Fortress Press, 1965. P. 24.

Я наклонился к земле подо мною,Благословил ее плодородие и сказал:Потерянный, вырванный из тебя, я как земля под паром.Я иду домой, о Мать, забери меня назад.Тогда пробудился поток старой крови,Что спал в тишине темных шахт.Он задрожал и поднялся, раздулся и взлетел,И побежал по венам – огненное море.И из комьев, оторванных от сердца земли,Кровь вырвалась с жаром и вспенилась, фонтанируя плодородием,Как будто внутреннее и внешнее слилось воедино!И взметнувшийся красный флаг нового семениСтал развеваться в воздухе, издавая шум овации.Так новый Рейх вырос из крови и почвы 269 .

269

Schumann G. Die Lieder vom Reich (part III) // Idem. Die Lieder vom Reich. M"unich: Langen/M"uller, 1936. S. 16.

Свидетельство такого рода говорит о том, что склонность фокусироваться прежде всего на связанных с солдатской смертью риторике и образах привела к тому, что при нацизме была упущена более широкая реконцептуализация смерти, которая происходила в Германии после 1933 г. Для некоторых рождение Третьего рейха требовало построения расово-утопического мифа об истоках, неотъемлемой частью которого были идеи о смерти в самом широком смысле.

Новые идеи о смерти, в свою очередь, привели к разнообразным попыткам создать такие погребальные практики, похоронные ритуалы и культуру кладбищ, которые отражали бы нацистские идеалы. Многое, однако, представлялось не нововведением, а восстановлением – возможностью вернуться к якобы более аутентичным погребальным традициям прошлого. При нацизме кремация, которая, как некоторые уже давно заявляли, принадлежала к языческому наследию, закрепившемуся в различных скандинавских мифах, стала не столько прогрессивным реформаторским движением, сколько частью целого комплекса мер по воссозданию немецкой культуры 270 . Усилиями сторонников кремации она превратилась в легальный эквивалент похорон в Берлине в мае 1934 г., когда отменили давний прусский закон, требовавший письменного свидетельства о желании покойного быть кремированным 271 . Чиновник из Министерства внутренних дел отнес принятие нового закона к «отмене партийной системы», что восстановило «древнегерманский обычай» сжигать тела умерших на всем протяжении Рейха 272 . Великогерманский союз кремационных обществ (Grossdeutsche Verband der Feuerbestattungsvereine) – который сам был продуктом нацистской «координации» (Gleichschaltung) многочисленных кремационных обществ Веймарской эпохи в единую организацию – с большой помпой объявил, что обычай, практиковавшийся немецким народом «тысячи лет», наконец «вернулся» 273 .

270

См.: Ameskamp S. Fanning the Flames. P. 107.

271

См.: Fischer N. Die Technisierung des Todes: Feuerbestattung, Krematorium, Aschenbeisetzung // Idem. Raum f"ur Tote. S. 149.

272

BA R 5101/22292.

«Begr"undung». Июнь 1934 г.

273

Zum Geleit // Die Feuerbestattung. Авг. 1938 г. 10. Jhg., № 4. S. 25.

Стремление оживить существующую культуру смерти путем внедрения в нее ценностей далекого прошлого выражалось по-разному. В 1935 г. романист Вольфганг Шрекенбах («Штединги») и писатель Конрад Вицман (который в годы нацизма много писал о «немецких торжествах», в том числе о ритуалах школьных выпускных вечеров, сбора урожая и летнего солнцестояния) выпустили справочник «Празднование смерти». Оглядываясь на смутное дохристианское прошлое германских племен, авторы призывали вернуться к культу поклонения предкам, подчеркивали нерасторжимую связь между жизнью и смертью и утверждали гармоничную взаимосвязь между поколениями немцев и природным миром. «Цикл времен года выступает символом нашей собственной жизни. Из темной утробы небытия, смерти мы восходим, рождаясь, к жизни, – писали Шрекенбах и Вицман. – Смерть природы и смерть человека. Нам кажется, что одна – аллегория другой. А насколько это справедливее для наших предков, которые жили ближе к природе и были глубже нас укоренены в ней» 274 . В «Праздновании смерти» давались рекомендации относительно того, как провести подлинно немецкие похороны, описывались подходящие убранство, песни, стихи. Авторы отмечали, что проводить похороны лучше всего «на открытом воздухе» в ясную лунную ночь. Ибо так, согласно Тациту, «древние германцы поклонялись своим богам». Из украшений рекомендован был только огонь с правой и с левой стороны; там же должны были стоять мальчик и девочка, держа в руках венки из листьев дуба и символизируя «связь между живыми и мертвыми» 275 .

274

Schreckenbach W., Witzmann C. Die Totenfeier: Eine Sammlung von Gedanken f"ur Reden und Ansprachen, Gedichten und Sprechch"oren, Deutsche Feiern № 4. Leipzig: Conrad Glaser Verlag, 1935. S. 8 – 9.

275

Ibid. S. 60.

Шрекенбах и Вицман были не одиноки в своих попытках вдохновить соотечественников на возвращение к корням при погребении умерших близких. Общество немецкого фольклора (Arbeitsgemeinschaft f"ur deutsche Volkskunde – ADV) Альфреда Розенберга в 1937 г. приступило к исследованию, нацеленному на реконструкцию предполагаемой ритуальной жизни языческих предков современных немцев 276 . Один из ведущих фольклористов – участников проекта, Ганс Штробель, надеялся воссоздать Lebensfeiern (торжества жизни), которыми отмечались рождение, вступление в брак и смерть в «раннюю эпоху нашего народа», и вернуть их в широкое употребление 277 . При этом целью Штробеля было не только «возродить» «соответствующие расе» торжества, но и вернуть во владение «собственность народа, некогда отнятую у него церквями» 278 . Здесь, как и в других сферах повседневной жизни, некоторые члены нацистского истеблишмента видели в церкви своего главного идеологического соперника, пусть они и оставались привязаны к ней, соотнося себя в первую очередь с нею в своих усилиях. Такое отношение нацистов к церкви, в свою очередь, напоминает нам о том, сколь сильно обязаны они были прошлому, хотя и занимались радикальной трансформацией немецкой культуры.

276

См.: Lixfeld H. Fascism and Folklore. P. 128. Используя слова «языческий» и «дохристианский», я отдаю себе отчет в том, насколько проблематичны эти понятия. См.: Jong M. de. Elusive Others: Jews, Heretics, and Pagans // The Early Middle Ages / Ed. R. McKitterick. Oxford: Oxford University Press, 2001. P. 142 – 148.

277

Цит. по: Lixfeld H. Op. cit. P. 133.

278

Strobel H. Altes Brauchtum in unseren Feiern // Deutsche Volkskunde. 1939. № 1. S. 87.

В 1938 г. берлинское отделение Общества немецкого фольклора разослало лидерам разных Gauen (нем. округов) – региональных административных отделений партии – анкету, чтобы оценить состояние «внецерковного планирования празднеств и торжеств» на местах. На основе полученных ответов ведомство Розенберга вскоре начало составлять документ, получивший название «Справочник по планированию празднеств жизненного цикла», – руководство для местных лидеров партии по организации нацистских торжеств 279 . Не упуская даже мелочей, авторы описали не только похороны и траурные парады, но и такие детали похоронного обычая, как «немецкое приветствие на похоронах; колокольный звон в той части, которая не предусмотрена конфессиональными требованиями; [и] символические [обычаи], такие как опускание цветов в могилу усопшего» 280 . Подобные справочники призывали избегать использования черных гробов, «печального цвета» и «чуждых растений». Любые «расово чуждые символы», присутствующие в месте проведения похорон, – такие, видимо, как распятие – надлежало прятать. Панегиристам рекомендовалось говорить о «выдающихся чертах» ушедшего, в том числе о «любви к Heimat, преданности, прямоте, боевом настрое, желании служить и т.д.», делая особенный акцент на ценности этих качеств «для семьи и расового сообщества» 281 .

279

См.: Lixfeld H. Folklore and Fascism. P. 132.

280

Ibid. S. 257, n. 104.

281

BA NS 25/1250. S. 420. Schulungsgrundlagen, Die Gestaltung unserer Lebensfeiern. Авг. 1942 г.

Между тем институты нацистского государства были не единственным источником инициатив по преобразованию смерти и похорон – предложения поступали и снизу. В 1933 г. кладбищенский смотритель отправил министру образования и науки Бернгарду Русту письмо, в котором настаивал: «культурное обновление сообщества нашего народа» требует преодоления «либерально-материалистического духовного состояния», которое столь сильно пронизывает немецкие кладбища; он призвал создать «похоронный культ [Bestattungskult], общий для всех товарищей по расе [Volksgenossen] вне зависимости от того, богаты они или бедны» 282 . В 1937 г. некий инициативный инженер направил правительственным чиновникам в Берлине предложение возродить погребальные обычаи древнего христианства: хоронить покойных в подземных усыпальницах. Каким-то образом, очевидно, инженер связал рождение новой Германии с культурой ранней церкви 283 . Доводы в пользу погребальной реформы не были новыми, как мы знаем из предыдущей главы. И социалисты, и консерваторы уже давно пришли в отчаяние от «духовного состояния» берлинских мест для захоронения. Но эти идеи получили новый импульс после 1933 г., когда смерть, с ее практиками и материальной культурой, стала рассматриваться в качестве основы для переформулирования немецкости.

282

BA R 5101/23880. Manuscript. Fritz Z"oppig, «Eine Betrachtung zur Lage deutschen Totenkultes». 16 окт. 1933 г.

283

См.: BA R 5101/23878. Manuscript. Josef Dahmen, «Unterirdischer Friedh"ofe. Ein Manuskript "uber eine Umw"alzung im Bestattungswesen nach dem Grundlagen einer uralten christlichen Bestattungsart». Дек. 1937 г.