Смерть в экстазе
Шрифт:
– Ближе к полуночи нам стоит разделиться, – сказал он.
Ему не было нужды пояснять. Трое мужчин в компании могут, в принципе, оказаться тремя пилотами-одиночниками, но гораздо вероятнее, что они составляют один экипаж. Значит, у них еще нет лицензий на одиночные полеты; они слишком глупы или слишком неопытны. А если мы захотим обрести знакомства на ночь…
– Ты не продумал ситуацию как следует, – ответил Оуэн.
Я заметил повторный взгляд Гомера, брошенный им на обрубок моего плеча, и устыдился. Я не нуждался в том, чтобы друзья поддерживали меня за руку, а в таком
Но не успел я и слова сказать в знак протеста, как Оуэн продолжил:
– Подумай еще раз. У нас есть такое преимущество, что мы будем идиотами, если им не воспользуемся. Джил, бери сигарету. Нет, не левой рукой…
Я был пьян, пьян восхитительно и ощущал себя бессмертным. Исхудалые марсиане словно двигались на стенах, а стены казались окнами с видом на Марс, которого никогда не было. И в первый раз за ночь я поднял тост.
– За Оуэна, от Джила “Руки”. Спасибо.
Я переложил сигарету в мою воображаемую руку.
Теперь вы, пожалуй, подумаете, что я держал ее в своих воображаемых пальцах. Большинству людей показалось то же самое, но это было не так. Я позорно стиснул ее в своем кулаке. Огонек, разумеется, не мог обжечь меня, но она все равно была тяжела как свинцовая болванка.
Я опер воображаемый локоть о стол, и стало полегче – смешно, но это срабатывает. Честно говоря, я ожидал, что моя иллюзорная рука исчезнет после трансплантации. Но вскоре обнаружил, что я могу отстраняться от своей новой руки, удерживать в невидимой ладони небольшие предметы, осязать кончиками невидимых пальцев.
В ту ночь на Церере я заработал прозвание Джил “Рука”. Я начал с парящей сигареты. Оуэн был прав. В конце концов все вокруг уставились на парящую сигарету, которую курил однорукий человек. Мне оставалось только найти самую хорошенькую девушку в зале и поймать ее взгляд.
В ту ночь мы стали центром самой грандиозной импровизированной вечеринки, когда-либо имевшей место на Церере. Этого вовсе не планировалось. Я опробовал трюк с сигаретой трижды, чтоб всем нам досталось по подружке. Но у третьей девушки уже был кавалер, что-то отмечавший: он продал какой-то патент промышленной фирме на Земле. Он швырялся деньгами как конфетти, так что мы позволили ему остаться. Я вытворял всяческие фокусы, просовывая экстрасенсорные пальцы в закрытые коробки и угадывая, что находится внутри, и в конце концов все столы оказались сдвинуты вместе, а в центре находились я с Гомером, Оуэном и тремя девушками. Затем мы принялись распевать старые песни, к нам подключились бармены, и неожиданно все пошло вообще кувырком.
В итоге около двадцати человек из нашей компании заявились в орбитальную резиденцию Первого Спикера правительства Пояса. Еще до этого полицейские пытались нас разогнать, а Первый Спикер сначала вел себя очень грубо, но потом пригласил полицию присоединиться к нам…
Вот почему я так люблю применять телекинез к сигаретам.
На другом конце “Марсианского Бара” сидела девушка в платье персикового цвета и изучала меня, подперев рукой голову. Я поднялся и подошел к ней.
Моя голова
Мое колено было зажато чьей-то ногой. Это было приятно, хотя моя нога затекла. Нос упирался в россыпь ароматных черных волос. Я не пошевелился. Я не хотел дать ей понять, что проснулся.
Ужасно неудобно проснуться рядом с девушкой, имени которой не помнишь.
Что ж, посмотрим. На дверной ручке аккуратно висит персиковое платье… Я вспомнил череду моих похождений вчерашней ночью. Девушка из “Марсианского Бара”. Шоу с куклами. Разнообразная музыка. Я рассказывал ей об Оуэне, а она все меняла тему, чтобы не портить настроения. Потом…
А! Тэффи! Фамилию позабыл.
– Доброе утро, – сказал я.
– Доброе утро, – ответила она. – Не дергайся, мы зацепились друг за друга…
В отрезвляющем утреннем свете она была чудесна. Длинные черные волосы, карие глаза, кремовая кожа без следов загара. Быть такой красивой ранним утром – дело непростое. Я сказал ей об этом, и она улыбнулась.
Моя нога снизу совсем онемела, потом по ней побежали мурашки, Я морщился, пока все не прошло. Пока мы одевались, Тэффи болтала:
– Третья рука – это, конечно, странно. Я помню, как ты держал меня двумя сильными руками и поглаживал по затылку третьей. Очень приятно. Это мне напомнило рассказ Фрица Лейбера .
– “Странник”. Девушка-пантера.
– М-м. Как много девушек ты поймал на этот фокус с сигаретой?
– Ни одна из них не была так красива, как ты.
– А скольким девушкам ты это говорил?
– Не припомню. Раньше это всегда срабатывало. А сейчас это, может, взаправду.
Мы обменялись улыбками.
Через минуту я заметил, что она, хмурясь, смотрит мне в спину.
– Что-то не так?
– Я просто думала. Ты вчера буквально сошел с катушек. Надеюсь, обычно ты столько не пьешь.
– Почему? Ты обо мне беспокоишься?
Она вспыхнула, но кивнула головой.
– Я должен был тебе рассказать. В сущности, может, я вчера и рассказал. Я был на церемониальной попойке. Когда умирает лучший друг, обязательно полагается наклюкаться.
Тэффи сказала с облегчением:
– Вообще-то я просто не хотела лезть…
– В личные дела? Почему бы и нет. Ты правильно спросила. В любом случае мне нравится, – я не мог, разумеется, выговорить “материнский тип женщины”, – когда люди обо мне беспокоятся.
Тэффи прикоснулась к волосам какой-то мудреной щеткой. Несколько взмахов сразу же восстановили прическу. Статическое электричество?
– Это была хорошая тризна, – заметил я. – Оуэн был бы доволен. На этом оплакивание заканчивается. Одна попойка и дело с концом, – я развел руками.
– Не такой уж плохой способ уйти, – задумчиво произнесла Тэффи. – Я имею в виду токовую стимуляцию. Я хочу сказать, что если уж решил сойти со сцены…
– Ты это брось!
Я даже не понял, каким образом рассвирепел так стремительно. Моему взору живо представился тощий как мумия, ухмыляющийся труп Оуэна в кресле для чтения. Слишком много часов я боролся с этим образом.